У этого странного счастья нет особого повода, кроме еще одного нового дня. Но мне так нравится это почти идеальное, гармоничное чувство, что не рассказать об этом, было бы неправильно. Да и что такое – особый повод? Его – просто нет. Я поняла это снова, выйдя на прогулку с шоколадным лабрадором вчера после полуночи. Он расплескивал лужи, наслаждаясь свободой без поводка. Воздух звенел от чистоты, и впервые за долгое время был прозрачным. Разве такое возможно на Ташкентской в январе? Какой-то случайный ветер принес в рабочую клоаку теплую, не январскую свежесть. И опять, очень остро захотелось жить.
И так – каждый день. Возможно, этот ежедневный вкус к жизни - дело определенного возраста, нет, без сожалений, какие они могут быть в цвету и этом вкусе. Просто от двадцати мне помнятся утреннее похмелье в чужом доме, тусклый КазГУ с запахом студенческой столовой, работа за дешево, желание снова вернуться в ночной клуб или к маме, очень странный секс, и трудно объяснимая депрессия с одним платьем на выход. Там не было этой радости от обычных, вроде бы рутинных дел, планов на завтра, от желания утра и следующего дня еще ночью, не было желания непременно проснуться и выпить кофе в абсолютной тишине еще спящего дома. Не было желания прочитать следующую книгу, которая специально пока не тронута. Желание наслаждаться всем окончательно победило. А в двадцать, как жаль, но его не было. Были мечты. Было рвущееся, оголтелое «будет», и не было «есть». А потом они появились. Бесконечные наслаждения. И в них жизнь не пролетает, она растекается и растягивается, она дает во всю собой насладиться. В какой-то момент выяснилось, что для того, чтобы наслаждаться, не нужно ничего экстраординарного. Потому что все вокруг – уже давно особенное. Ты, твои дети, шоколадный лабрадор, люди вокруг, дождь в январе, яркие платья, джинсы на выбор, завтраки с друзьями, браслеты, вечера в барах, острые свидания и концерты Рахманинова. Планы на пятницу не мешают любить четверг и потягивать его как виски в стакане.
Возможно, эти чувственные наслаждения дня связаны со свободой. С тем, что теперь ты можешь выбирать. Работу, мужчин, точки на карте. Возможно, это часть той свободы, которую ты себе сам заработал. Может, и не деньгами, а той двадцатилетней депрессией и единственным платьем. Но здесь, не на краю, а рядом с серединкой, так приятно нежиться в этих чудных днях, говорить "спасибо", и черт подери, не бросать никаких упреков в сторону молчаливого неба.