Россия — это Орда и Византия одновременно.
Властью должны наделяться люди-мессии, готовые жить и умереть во имя своего дела.
Я мечтаю, конечно, о народном единстве, но моя главная цель — сесть на шпагат и сбросить 10 кг.
Россия сильна слабостью, невежеством, бездорожьем.
Русские — это дети, мечтающие о сильном, заботливом отце, клевом бате.
Я был в Урюпинске, это 666-й километр трассы, идущей на Волгоград. Там ходят девки с поясом вместо юбки, из-под него торчат малые половые губы, каблуки — мама не горюй. И еще они много пьют, а потом поют «Черного ворона». И за такую девку, бухую и одетую как проститутка, я готов умереть. Потому что в ней есть правда.
Люди, придумавшие люстру Чижевского, разработали лазер специально для Лужкова. Он им выделил комнату — напротив моего кабинета, — и оттуда они меня облучали.
Новости по ТВ следует передавать каждые полчаса. Почему унитазы в «Макдоналдсе» моют раз в 30 минут, а мозги имбецилам промывают реже унитазов?
Главный урок репрессий в России в том, что репрессии возможны, мы — садомазо-коллективчик с большим потенциалом ненависти.
Я не смотрел телевизор. Не видел «Семнадцать мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя». Ровно потому, что все делают это, а я делаю ровно наоборот из духа протеста. Я аутло (вне закона. — Esquire).
Демократии в России нет и не было, потому что демократия — компромисс, самоограничение. Я читал когда-то исследование сибирской язвы. В Венгрии рыли колодцы пятнадцатиметровые, выкладывали стенки кирпичом и туда кидали скот, зараженный язвой, заливали серной кислотой, замуровывали. Русские же хоронили скот, погибший от сибирской язвы, просто так. Почему? Потому что в России всегда можно было пойти дальше: засрали землю — найдем другую. Договариваться ни с кем не надо, поэтому никакая демократия нам не нужна.
Я питаюсь негативом.
Русский человек не может просто жрать и срать, он не так устроен. Нам нужны высокие смыслы! Россия должна быть империей духа, нести людям правду и благо.
Если эмигрировать, то в Намибию. Перед этим заеду в Лаос — куплю 20 девочек на вырост. И в Африке создам идеалистическую деревню.
Я живу в доме на набережной. Почему? Потому что я хотел примазаться к чужому прошлому. Когда-то в РУДН я жил в общаге на Юго-Западной, а ходил в гости к друзьям на Тверскую. И там в подъездах пахло кошачьей мочой и в то же время величественным прошлым, империей. Я мальчик гарнизонный, и я хотел как бы перепрошиться, купив квартиру в доме с историей.
Никогда не брал в долг и никогда не жил больше чем на 50% заработанного.
Президентом человека делает народ, а вот нашептать народу — это наша задача.
Я первохулитель «Единой России». Партия однажды мне воздвигнет за это памятник.
Корячишься, корячишься, зарабатываешь миллион, десять… И думаешь, что что-то заработал. Братцы, не верьте в это, проходит десять лет — деньги тают. Если вы срубили лимон и думаете, что все, знайте: нет, не все.
Я живу с женщиной, а дети иногда из нее сыпятся, но это меня не очень заботит. Я не чадолюбив.
Нынешние дети должны хотеть стать космонавтами, миллиардерами, понимать, что это возможно. У них перед глазами должен быть пример. В каждом классе один из тридцати должен иметь шанс прорваться.
Я вырос в авиационных гарнизонах, и в журналистике для меня новостники — как летчики. Все остальные — у параши.
Идеал политика — срущий кот. Кошатники меня поймут. У него такая морда, как будто он сенатор или президент, и вот это выражение, эти глаза — то, что надо для политика. Но это для политика-мужика. А женщина-политик должна делать лицо как во время минета.
Смысла жизни нет — абсолютно бессмысленная хрень, чисто по приколу.
Умирать нигде не надо, это грязь. Умирать стыдно