Есть у нас в семье одна старая фотография. Плотный кусок картона, затейливо обрезанный по краям, хранит изображение семьи. Молодой франтовато одетый мужчина, стоит, облокотившись на высокую спинку стула. На стуле сидит женщина, легкое кружевное платье и зонт, не в нашем нынешнем понимании защиты от непогоды, а прогулочно-неспешный, этакая живая иллюстрация к рассказам Чехова. По обе стороны сидящей дамы, две маленькие девочки, робеющие от ответственности момента. Видимо, они предупреждены, что это мгновение отныне станет символом семьи и будет сродни иконе хранящей веру хранить память.
На фотографии мой прадед и его первая семья. Имена женщины и девочек, как и их судьба, рассыпались картонными уголками снимка. Прадед – загадка детства, со сказочным именем Елисей, после революции оказавшийся в Казахстане и подаривший жизнь еще одной дочери.
Но не доживший до дня ее рождения. Все что осталось ей в наследие о нем, так это фотография, а с ней еще знание, что где то у нее есть сестры.
История не слишком удивительная для тех времен, но в детстве казавшаяся мне сказкой. Имя прадеда и особенно тайна судьбы его первой семьи. Помню, я часто представлял, что две бабушки находят нас, и долго рассказывают обо всем, что им довелось увидеть и пережить. Родные люди, оторванные обстоятельствами, и вновь обретшие свою семью, сколько интересного могло быть в их рассказах.
Хотя сейчас я прекрасно понимаю, что кровь как степень родства не самый надежный фактор. И если бы встреча и состоялась, это мог быть просто неловкий момент, когда говорить вроде надо – ибо кровь есть, но не о чем. Ибо люди чужие.
Но больше всего сказочности навевал сам снимок. Бумага, одежда, виденная только в фильмах, и - трещинки. Мелкие трещинки узорами покрывавшие фотографию были для меня именно символом памяти и значимости. Они говорили о многом. О том, что снимок действительно важен, ведь если хранят вещь испорченную, а паутинка морщинок - трещин делала почти неразличимыми лица, то есть основное назначение фото – нести в себе четкое изображение утрачено, и логично было бы выкинуть его как треснувшую посуду, но его хранят, бережно завернув в ткань.
Да и сами размытые образы на фотографии прекрасно сочетались с людьми, такими же размытыми нечеткостью знаний о них. Так, детали – второстепенные, ибо никогда не знал, но в тоже время твои родные – ибо кровь.
Все вместе это сливалось у меня в один загадочный образ, в сказку ставшую реальностью и бережно хранимую ее участником – моей бабушкой. А стало быть, сделавшей и меня героем этой сказки, естественно главным. Тем, кто найдет девочек – бабушек с фотографии, приведет к ней и скажет – знакомься, это твои сестры.
И именно это слово – сестры, было главной финальной фразой. Апофеозом встречи. Я всегда хотел брата или сестру, но у меня их так и не случилось. И мне казалось, что верх несправедливости знать, что они у тебя есть, но вы никогда с ними так и не встретитесь. И единственно, что примиряло меня с таким положением дел – так это именно размытость снимка, делающего быль - сказкой. Сочетание потемневшей бумаги под вуалью трещин, это было больше чем фотография – это был целый мир, гармонично сочетающий в себе тысячи мелких деталей образов.
З.Ы. Теперь таких фотографий - миров, наверное, уже не будет, все реставрируется, качество вытесняет чувства. Да, я не могу смотреть старые фильмы, любимые с детства после того как им добавят красок. Ибо тогда они становятся просто фильмами, и в них умираю маленький я.