Флорентийский кальчо — командный вид спорта, один из предков современных футбола и регби, соединивший разные единоборства задолго до появления ММА. Фотограф Роберт Спангл отправился во Флоренцию, чтобы изучить, что представляет собой мир брутальных мужчин.
4 цвета, 4 церкви, 4 команды;
360 дней физических и психологических тренировок; 27 игроков-гладиаторов (кальчианти) на арене перед базиликой Санта-Кроче, 40 градусов жары. 50-минутная схватка без единого перерыва, сломанные кости и носы, сотрясения мозга, оскорбления, ликование, кома, смерть, слава. Два полуфинала, заключительная игра 24 июня — святой Иоанн, небесный покровитель Флоренции, молись о нас!
Предисловие фотографа
Флорентийский кальчо заинтересовал меня не жестокостью и не спортивным духом. Меня потрясли глаза этих мужчин на арене, перед началом схватки, первой атакой. Это глаза не профессиональных спортсменов — это глаза продавцов табака, автомехаников, бариста и шеф-поваров ресторанов с мишленовскими звездами. В них я вижу страх, сомнение, преданность, мольбу к высшим силам, а прежде всего — любовь. В такие мгновения неуверенный в себе человек впивается взглядом в соперников, а взгляд победителя устремлен на самого себя. И еще — каждый видит свою команду, семью и родную общину.
В течение полугода я предпринял пять поездок во Флоренцию, следуя всюду за командой Росси; я бы не попал на тренировки и не провел фотосъемку без помощи моего флорентийского друга Джузеппе Маитино, который познакомил меня с флорентийским кальчо и его бойцами — кальчианти. Надеюсь, с помощью его текста и моих снимков личные истории хранителей этой малоизвестной традиции обретут новую жизнь.
Правила просты: две команды занимают свои половины песчаной арены. Каждая команда стремится прорваться в зону соперника и забросить мяч в сетку, протянутую вдоль короткой стороны прямоугольника. Драки — только один на один, никаких ударов исподтишка (по крайней мере, официально), все остальное разрешено: ММА, рестлинг, бокс, удушающие приемы, выдавливание глаз, сумо, карате, регби — гол любой ценой.
Если мяч попадает в сетку, команда зарабатывает 1 очко (caccia), если мимо — команда-соперник получает ½ очка. Побеждает та, у которой больше caccia.
Тактика и стратегия перестают работать через 5, в лучшем случае — 10 минут. Когда кислорода уже не хватает для системного мышления, верх берет адреналин: теперь все держится на нервах, концентрации и сыгранности команд.
Раньше в этом благородном состязании сходились папы и герцоги. Сегодня игроки куда более разнородны: от бывших (или будущих) заключенных до архитекторов, рабочих, биржевых трейдеров, воров и телохранителей. Их биографии — это их успехи на арене.
Пожилой кальчианте из команды Адзурри как-то сказал мне: «Если противник сбил меня с ног, пусть молится, чтобы я потерял сознание, — не дай бог я снова встану на ноги». Двое юнцов однажды свалили его на пол на вечеринке. В тот раз он поднялся и сбросил обоих с моста Понте-алла-Витториа, за что отсидел 12 лет.
На прошлом матче я встретил молодого человека, которого знал раньше, студента. «Ради чего ты этим занялся?» — спросил я его недоуменно. «Ради нашей общины», — ответил он. Я не отставал: «И это все?» «Девушки, — ответил он уже более искренне. — Кальчианти всегда в окружении красоток, дружище».
Я увидел его перед самым матчем: из-под рваной майки было видно мускулистое, как у статуи работы Микеланджело, покрытое татуировками тело; спокойный взгляд. Он склонился над своим маленьким ребенком, чтобы обнять его. В тот момент я понял учение греков о нравственном и телесном совершенстве. Его красавица жена обнимала обоих, как скорбящая Мадонна — скульптура Bandini Pieta стоит в нескольких кварталах отсюда. «Мы — семья», — бросил он перед тем как выйти на арену.
Он сражался как гладиатор: геометрия его джебов, хуков и ударов ногой была не просто величественна — она была убийственно эффективна. В его непринужденной, порой даже помпезной манере боя сквозила снисходительность к противнику. Его слух был сфокусирован на монотонном звуке кулаков, сокрушающих челюсти товарищей, порой он оглядывался в поисках упавших собратьев, успевая уворачиваться от ударов. Словно мантру, он повторял про себя слова старых мастеров: «Гладиатор, следи за ареной — любая гримаса врага, движение его руки или легкий наклон тела послужат тебе предупреждающим знаком».
Внезапно яростный удар локтя обрушился на его затылок. Он рухнул на песок, и в повисшей тишине эхом прозвучал звон монеты, брошенной в пустую коробку для пожертвований. Рефери и члены команды столпились вокруг него, оглядываясь в поисках трусливого нарушителя, разразилась перебранка, перешедшая в массовую драку. Моего друга вынесли на носилках, рефери прервали потасовку. Игра возобновилась.
На Кикладских островах в ходу слово «кафкара» — так именуется место, куда пастухи отводят стадо, буквально: «уединение», «опустошенность». Но одновременно «кафкара» означает возможность обрести жизнь. Долгие месяцы изнуряющих тренировок перед матчем я вижу глаза мужчин — одиноких, познающих и обретающих себя в пустыне собственного сознания. Но в бою, в вихре из крови и пыли, насилие становится абстракцией, а в глазах воинов — лишь гордость сопричастности, суровая верность, решимость идти до конца и мимолетное ощущение бессмертия.