Маленькая предыстория, из-за которой, собственно, и захотелось написать данный текст. Несколько месяцев тому назад ехали мы с другом на машине в Питер. Его саундтреки к путешествию как-то неожиданно быстро закончились, и в ход пошла моя карманная фонотека, где подборка, прямо скажем, специфическая. И если Наталья Медведева, Dead Kennedys и «Монгол Шуудан» ещё как-то зашли, то при первых же звуках группы «Тёплая Трасса» товарищ чуть не стартовал в космос прямо с водительского сидения. «Выключи это говно!!! — орал он, — это невыносимо, этот кошмарный козлетон пополам с кошмарной графоманией», — ну и всё в таком духе. Под обстрелом деконструктивной музыкальной критики трек пришлось переключить.
Потом вспомнились годы студенческие: в те времена в курилках и на завалинках МГУ «Тёплая Трасса» в записи и под гитару шла на ура, и на концерты к ним ходили не самые глупые мальчики и девочки с романо-германского отделения филфака или с философского. При этом о существовании в большом мире таких коллективов, как Led Zeppelin, Manu Chao, Ministry, Portishead, Joy Division, KMFDM или тех же Red Hot Chili Peppers все эти люди были прекрасно осведомлены. Плееры с mp3 тогда уже стали появляться, но были они дисковыми, и на самодельных болванках по семьсот шестьдесят мегабайт всё это прекрасно соседствовало с музыкой на русском языке. И вот этого снобизма, который сейчас неожиданно стал модным: «Я слушаю только англоязычную музыку, а весь русский рок, металл, рэп и так далее — ацтой», — его тогда не было. Слушали самое разное, одно прекрасно цеплялось за другое и состыковывалось с ним в единый контекст.
Сейчас об рок-музыку на русском языке принято вытирать ноги, а её поклонников презрительно обзывать говнарями. На самом деле национальная рок и поп-сцена существует в каждой стране, и везде она, к сожалению, задвинута на второй план по сравнению с теми, кто поёт по-английски (ну существует группа Rammstein со своим бессмертным «Du Hast», но много ли таких прорывов вы ещё знаете?) — таковы общемировые культурные тренды, к сожалению, не изменившиеся со времён выхода первого альбома Элвиса и ответки на него в лице «британского вторжения» . Но нигде, кроме России, нет такого стремления оплевать поющих на родном языке. В той же Японии великолепно знают и умеют ценить англоязычную музыку (судя по лучшим в мире японским переизданиям всей классики жанра) — но при этом местный J-Rock там не менее актуален, а благодаря субкультуре поклонников аниме он давно шагнул за пределы островов, хотя мало кто, конечно, понимает о чём они там поют.
Интермедия: почему русская музыка плохая?
Можно сколько угодно в ответ на этот вопрос с ехидцей в голосе цитировать известный хит Захара Мая «Главная проблема музыки в России», но на самом деле проблема — в бедности.
Звучание электрической музыки напрямую зависит от качества используемого железа. Причём мелочей в этом деле не бывает: если у вас между дорогой гитарой и не менее дорогим комбиком проложен шнур за десять центов, то вы и звучать будете на десять центов, как ни старайтесь.
А теперь давайте вспомним, с чего всё начиналось в далёких шестидесятых и семидесятых прошлого века. Своих электроинструментов и усилительной аппаратуры толком не было, а то, на чём играли официальные ансамбли и оркестры, завозилось в лучшем случае из «стран народной демократии». И в магазине просто так купить «упаковку» для группы было почти невозможно (иногда кое-что попадало в комиссионные), всё распределялось по организациям. У неформалов, не вписанных в официальные музыкальные и концертные конторы, вариантов было и того меньше. Аппаратура собиралась в домашних условиях, на коленке — из того, что валялось на ближайшей свалке. Крякалка от милицейской машины, ревун со списанного катера, микрофон, в который водитель объявлял остановки в автобусе, дедушкин слуховой аппарат, детали старой телефонной трубки — всё шло в дело. Добавим вечную (и до сих пор, кстати, толком не решённую) проблему с залами и базами для репетиций — и осознаем, что большинство музыкантов о таком звуке, как у западных собратьев по ремеслу, могло только мечтать.
Да вот такое слушали в 90-х студенты гуманитарных ВУЗов. И кто скажет что эта музыка не соответствовала времени?
С приходом рыночных отношений, на которые многие уповали, ситуация почти не изменилась. Ну да — «Фендер Стратокастер» стало можно просто купить в магазине. Правда, стоит он, как и всё, что к нему полагается, запредельно дорого. Далее предоставим слово человеку, который на хорошем звуке не одну тарелку собак съел, — одному из лучших гитаристов московского андерграунда Сергею Калугину:
— Думаете, научиться играть можно на любых дровах? НЕЛЬЗЯ. Мне сорок лет, из них я двадцать девять занимаюсь музыкой — НЕЛЬЗЯ. Потому что, играя на дровах, ты НЕ СЛЫШИШЬ СВОЕЙ ЛАЖИ, и значит — вообще не понимаешь, где ты и на каком ты свете. Дрова — неуправляемы. Они только гадят в уши, и всё. И приходят ребята на студию, где нормальный аппарат, и вообще не понимают, что им делать… И потом вы, уважаемые снобы, сравниваете последний диск «Айрон Мейден» с бюджетом в пол-лимона баксов и то, что назаписали наши несчастные идиоты с «примочкой как у Фли», и приходите к выводу, что дрянь у нас в стране музыка. А откуда ей быть другой, а?
Кстати, очень возможно, что неожиданный взлёт русского хип-хопа произошёл в том числе и по этой причине: сэмплировать и писать треки можно хоть на домашнем компьютере, хоть вообще на «айфоне», без ущерба для качества звучания. Ладно, поехали дальше.
Общая теория панк-рока
Появившийся, видимо, почти одновременно с самим рок-н-роллом его злой младший братишка — грязный, жёсткий и разухабистый панк — вовсе не собирается объявлять о своей кончине, спокойно взаимодействует с любыми жанрами вплоть до того же рэпа и, видимо, успеет ещё простудиться на ваших похоронах. Что же в нём такого особенного?
Сохранившиеся до наших дней деятели раннего периода развития жанра в своих интервью заявляют, что весь ранний рок-н-ролл был на самом деле панком. По большому счёту они правы, ведь рок-н-ролл возник именно как музыкальная оппозиция сладкозвучной эстраде пятидесятых, которая была примерно одинаковой что у нас, что в Америке. Никакой «молодёжной культуры» тогда ещё не было, и улица мыкалась безъязыкая везде, кроме разве что Нового Орлеана и дельты Миссисипи. Люди расширяли своё пространство как могли, создавая звук, принципиально неприемлемый для поколения родителей. Но даже там появились те, кто стремился играть ещё резче и жёстче — как, например, Джерри Ли Льюис, который на концертах в приступах музыкального экстаза начинал колотить патлатой головой по клавишам пианино.
Что случилось дальше? В Америку приехали «Жуки» из Ливерпуля и запустили необратимый процесс. Рок-музыка пошла по пути бесконечного усложнения и добралась до альбома группы Yes «Tales of the topographic ocean», на котором были две композиции на сорок минут звучания — по одной на каждую сторону пластинки. Понятно, что для рабочих окраин больших городов, откуда рок-н-ролл, собственно, и пришёл на шоу Эда Салливана, эта музыка была уже абсолютно непонятной. К середине шестидесятых между роком для радиоротаций и роком для улиц возникли непримиримые противоречия классового характера. И вот тогда на сцену вышли те, кого сегодня называют протопанками: The Velvet Underground, The Stooges (Игги Поп!!!), The New York Dolls, MC5, Television и, наконец, Ramones. Идея заключалась именно в возвращении к простому звуку пятидесятых, но с учётом мелодических нововведений, пришедших из блюза и психоделики. Лучше всего получалось у Ramones: концерт из тридцати номеров эти затейники умудрялись отыграть за пятнадцать минут.
По большому счету все началось именно с этой песенки, посвященной не шибко «традиционным» сексуальным отношениям
Заодно к панку стали присматриваться люди не обделённые поэтическим дарованием — оказалось, что именно простая и резкая музыка лучше всего подходит для трансляции сложных смыслов. Первым на эту тропу вступили Джим Моррисон и The Velvet Underground, а продолжила Патти Смит. Так оформилось своего рода каноническое разделение внутри панка — на чисто танцевальный, но при этом грязный и жёсткий рок с раздражающим текстом, и на музыку, сделанную для того, чтобы подчеркнуть и оформить сложный текст. Чёткой границы на самом деле нет, есть именно тенденции, выраженные в дальнейшем развитии жанра.
Почему мы слушаем и не понимаем
Итак, мы уже выяснили, что панк и все от него производные — не столько про музыку, сколько про текст и контекст, точнее, это ироническое, или наоборот, слишком серьёзное, или зашифрованное неким набором символов, но переформатирование окружающей реальности. Приложим это к позиции нашего музыкального сноба: «Я слушаю только англоязычную музыку». Хочется ответить: «Мил человек, а ты точно до конца понимаешь, что ты слушаешь?» Нет никаких сомнений в том, что наш сноб вполне осилил Оксфордский курс английского и сумеет дословно переложить на язык родных осин практически любой рок-текст, но проблема в том, что этот перевод будет лишь бледным отпечатком с оригинала. Каждое название трека, каждая строчка из него может оказаться крючком, за который цепляется тот или иной контекст, о котором вы не знаете ровным счётом ничего, или, может, и знаете — но он снова отделён от вас языковым барьером.
Возьмём пример из посторонней области: знакомый автора убил больше года на то, чтобы сделать адекватный перевод такого хита античного игростроя, как Fallout II. Многочисленные описания, тексты из игры и реплики персонажей были набиты цитатами в широчайшем диапазоне от Шекспира до шоу «Монти Пайтон». Причём всё это сперва нужно было изучить на языке оригинала, а потом уже аккуратно, не теряя смысла, подобрать русские аналоги. Вы правда считаете, что с музыкой будет проще? Вот вам несколько примеров:
У «протопанковской» группы The Kinks был такой концептуальный альбом — «Arthur (Or the Decline and Fall of the British Empire)», саундтрек к несостоявшемуся фильму. А его название — это отсылка к книге известного, кстати, и у нас английского историка Эдуарда Гиббона «The History of the Decline and Fall of the Roman Empire». У многих любителей античности такая на полке стоит, только по большей части в русском переводе. Ну и как, пришла бы вам в голову такая ассоциация, если бы вы только что об этом не прочитали?
Или возьмём известный хит The Velvet Underground «I’am Waiting for the Man»:
I’m waiting for my man
Twenty-six dollars in my hand
Up to Lexington, 125
Feel sick and dirty, more dead than alive
Зачем он нервно сжимает в руках двадцать шесть долларов и почему в песне так важно чётко указывать место, где он стоит? Ну конечно, откуда современному слушателю знать, что в 1966 году в Нью-Йорке именно столько стоила доза. А «Лексингтон, 125» — это перекрёсток Лексингтон-авеню со 125-й стрит, который находится в Гарлеме. То есть главный герой не просто страдает от ломки и ждёт своего дилера с «лекарством», но он ещё и испытывает фрустрацию от того, что местные могут его в любой момент ограбить.
Или у тех же Death in June в ранней песне «Heaven Street» есть строчка «The earth exploding with the gas of bodies». Для того чтобы понять, о чём это всё, желательно посмотреть документальный фильм «Шоа» 1985 года за авторством Клода Ланцмана, причём желательно на английском языке. И тогда вы узнаете про то, что «дорогой в небо» в лагере Собибор называли тропинку, по которой узников вели к газовым камерам, и услышите рассказ бывшего эсэсовца о том, как земля вздувалась от трупных газов.
Ныне почти забытые, но повлиявшие на многих
У них же на более позднем альбоме есть песня «Torture by Roses», названная в честь одной из фотографий японского писателя Юкио Мисимы из англоязычной версии его знаменитого фотобука «Barakei». Ну и так далее, такие примеры можно приводить до бесконечности.
С неанглоязычными группами вообще выходит сплошной конфуз. К примеру, тот же приятель автора, который требовал вырубить «Тёплую Трассу», в своё время состыковал его с замечательной испанской коммунистической группой Ska-P. Её правда стоит послушать, даже в отрыве от идеологии, просто чтобы понять, каким убожеством кормит слушателей «Ленинград» и как играют ска нормальные люди. Только почему-то приятель был уверен, что последняя на их альбоме «Lagrimas y Gozos» песня «Wild Spain» (там только название и часть припева на английском!) посвящена тому, как коммунисты в скором будущем расправятся с наследниками Франко. А на самом деле в ней едко высмеивались «испанские дикари» за пристрастие к корриде.
Суть в том, что когда вы слушаете вещи со сложным текстом не на родном языке, то даже если вы формально «знаете язык» — вы всё равно слушаете набор звуков. Для того чтобы не только переводить, но и понимать, надо ещё и жить внутри контекста иной культуры. Вы можете оттачивать своё владение деловым и разговорным до остроты бритвы — но вы всё равно не родились и не выросли в Англии или в США, не учились в местной школе, не смотрели там телевизор. А значит вы — вне, как ни старайтесь.
«Это всё моё, родное»
Подведём итоги. Панк-рок и близкие ему жанры — это такая музыка, которая не совсем про музыку, её задача не услаждать ваш слух, а совсем наоборот. Звучание и его качество там вторично по отношению к главной функции — трансляции смыслов. Если вас этот вариант не устраивает — слушайте Manovar, у которых в одной песне слово metal повторяется семь раз, или даб-степ какой-нибудь. Кстати, на самом деле с музыкой даже в отечественном панк-роке не всегда всё так плохо как кажется: вот вам, к примеру, мнение профессиональных композиторов о Летове и «Обороне».
Нынешний этап развития жанра.
Если вы настроены критически по отношению к окружающей действительности и вам нравится такое редкое в наши дни занятие, как думать головой, — то смело ныряйте в дебри отечественного панка. Пройдите через процесс привыкания к этому звуку, а потом наконец попытайтесь понять, о чём это написано и спето, а главное — зачем, и начинайте расшифровывать то, что вы услышали, слой за слоем. Эта интеллектуальная игра если и не станет любовью на всю жизнь, то по крайней мере позволит неплохо подкачать «культурную мускулатуру».