Новая выставка рассказывает о жизни Шломо Коэна‑Абраванеля, который был известен в Каире как художник Шардюваль. Но что из этой истории соответствует действительности?
Искусство должно порождать трепет и восхищение, мысли о возвышенном или прекрасном или все вместе. Это почти никогда не удается тем нетрадиционным средствам выражения запутанных теоретических построений, которые тяжело понять большинству посетителей музеев и которые именуются концептуальным искусством. Почти никогда, но не всегда — выставка израильского художника Тамира Цадока, проходящая сейчас в Тель‑Авивском музее изобразительных искусств, добилась того, на что не способны концептуальные произведения. Она ставит величайшие вопросы о природе искусства без намека на претенциозность и рассматривает их через призму деятельности «Моссада».
Кадр из фильма «Искусство под прикрытием».Courtesy Tamir Zadok
27‑минутный фильм и сопровождающие его фотографии и картины под общим названием «Искусство под прикрытием» посвящены интереснейшему и малоизвестному эпизоду из истории шпионажа и изобразительного искусства. Все это столь убедительно и одновременно столь загадочно, что мне тяжело признать, что это вообще правда. В начале пятидесятых годов в Египет отправили тайного агента «Моссада» Шломо Коэна‑Абраванеля — по легенде он был французским художником‑абстракционистом по имени Шардюваль. В качестве художника Абраванель добился такого успеха, что удостоился персональной выставки в Каирском музее современного искусства, а впоследствии настоящий Абраванель разработал официальную эмблему «Моссада».
В фильме Цадока один из экспертов — не сказано, в области искусства или шпионажа, хотя фильм предполагает, что две эти сферы не так уж отличаются друг от друга, — отмечает, что вследствие упадка в базовых стандартах искусства, произошедшего к середине ХХ века, любой предприимчивый мошенник мог выдать себя за настоящего скульптора или живописца; поэтому искусство — «отличное прикрытие для шпиона». Другой эксперт зачитывает рецензию на выставку Шардюваля, опубликованную в арабской прессе тех лет — рецензент критиковал картины за недостаток эстетической глубины. «Похоже, упрек справедливый», — улыбается эксперт, учитывая, что Шардюваль на самом деле не был художником. Или был? Может ли ненастоящий художник создавать настоящее искусство? Посетители музея могут сами ответить на этот вопрос — на выставке «Искусство под прикрытием» представлено несколько картин Шардюваля, угловатых сцен из восточной жизни в мягких тонах, то ли соблазнительно наивных, то ли грубо примитивных. Но у Шардюваля были и влиятельные поклонники, а одну картину, изображающую трапезу ифтар во время месяца рамадан, он продал Каирскому музею современного искусства. Несколько десятилетий назад эта работа пропала. Фильм Цадока посвящен поездке автора в Каир в 2017 году в попытке выяснить, куда в итоге попало это поразительно странное творение, порожденное единой художественной традицией человечества.
Кадр из фильма «Искусство под прикрытием». На снимке — Шломо Коэн‑Абраванель.Courtesy Tamir Zadok
Путешествие Цадока — тоже своего рода шпионская миссия. Израильтянин ищет собственность египетского правительства, само существование которой доказывает, насколько успешно «сионистское образование» дурачит южного соседа. Но хотя проект Цадока называется «Искусство под прикрытием», автор не имеет в виду себя. В первых сценах фильма египтянин‑посредник предостерегает заказчика: «Ты приехал по довольно странному делу… Что бы ты ни делал, не говори, что художник был израильтянином из “Моссада”… не говори, что ты ищешь картину… скажи, что ты турист… не говори, что ты израильтянин». Цадок тем или иным образом нарушает все эти запреты без исключения. Большая часть мрачного юмора фильма составляет тот факт, что Цадок — наверное, самый плохо законспирированный израильтянин, который когда‑либо проникал в столицу Египта.
В начале фильма пожилой человек — вероятно, дед Цадока, который в семидесятых годах был агентом «Моссада» в Иране и Йемене, — вспоминает, что «быть тайным агентом в арабской стране значит быть настороже круглые сутки… надо следить, как ты ходишь, как ты ведешь себя, как ты делаешь заказ в кофейне. Некоторых раскрыли». В Каире Цадок с энтузиазмом нарушает все советы, тут же рассказывая бармену в модном ресторане, а потом куратору галереи, что он израильтянин. «Люди отнесутся к этому с подозрением», — любезно отвечает ему куратор, нимало не напуганная этим заявлением. (Вообще, Цадок, потомок евреев из Йемена и Ливии, не поддается искушению представить египтян некультурными варварами или простаками, и никто не угрожает ему из‑за того, что он израильтянин.) Заметив, что за ним следит человек в старомодном коричневом костюме, Цадок решает заговорить с ним, хотя в кульминационной сцене фильма помощник говорит Цадоку: «Лучше бы ты вообще не искал [картину]. Тебе же лучше».
Я не могу сказать, какие эпизоды в фильме Цадока документальные, а какие нет. Фильм сопровождает серия фотографий под названием «Человек в костюме» — на них изображен преследователь Цадока, который идет за ним по рынкам и по залам Египетского музея и наконец оказывается совсем рядом с ним на площади Тахрир. Может быть, это своего рода олицетворение Абраванеля, вневременное столкновение двух художников‑шпионов, которое дает Цадоку возможность переоценить собственные творческие и личные мотивы, заставившие его вообще приехать в Каир. А может быть, этот человек — настоящий агент египетских служб безопасности, напоминание о том, какие длинные тени может отбрасывать искусство, даже ненастоящее (или особенно ненастоящее?). Лучше оставить этот вопрос без ответа и сосредоточиться на истинном достижении Цадока. Израильский художник может открыто искать вещественное доказательство миссии тайного агента «Моссада» в Каире, а это значит, что искусство способно одновременно наносить и исцелять одни и те же раны.