Наедине с тобою, сын, хотел бы я побыть…
Да, да, все это не то. Не мои слова, и речь не о том.
Но важно было, чтобы бы ты уловил торжественность момента. Когда ты прочитаешь это письмо, тебе будет лет 25. Или 18. Или 30.
Неважно.
В конце концов, я вообще не хотел бы, чтобы ты читал это письмо как наставление, и хуже того – как руководство к действию. Мне бы хотелось, чтобы все то, о чем пойдет сейчас речь, ты и так понял из моих действий, слов, поступков и в целом того, что принято называть жизненной позицией.
Но раз уж это письмо у тебя в руках, значит, что-то пошло не так. Значит, тебе нужно его прочесть. И либо принять, либо отвергнуть.
Жизнь, сын, полна сомнений и иллюзий. Когда ты выберешь себе что-то или кого-то в качестве не подражания даже, а объекта для морального ориентирования, обязательно найдутся сотни человек, способных с фактами на руках не оставить от твоего идеала камня на камне. Все вокруг будет беспрестанно рушиться и падать – то, что в высокой литературе описывается фразой «я лишился всего, во что верил», происходит перманентно, в режиме нон-стоп. Уэльбек был прав в одном – современный пророк возможен только при массовом введении паствы в галлюциногенное состояние, так называемое «трезвое общество» пронизано вирусом цинизма, оно не способно беззаветно верить.
И я не призываю тебя идти за идолами. Я всего лишь хочу сказать, что единственная вещь, которая способна удержать от безумия мира – это принципы. Они известны с незапамятных времен, и я скажу тебе честно, мало имеют общего с рациональным мышлением.
Гектору разумно было остаться в стенах Трои, и бежать с женой и детьми. Я думаю, дети были бы ему премного благодарны, уже не говоря о жене. Но у героя были принципы. Ему было стыдно оставаться вместе с умоляющей не выходить против Ахиллеса женой. Сбежав, он просто не смог бы жить дальше, ибо он был бы уже не Гектором, а паршивой собакой. Все, что мог сделать Гектор в данных обстоятельствах, не потеряв себя,– умереть в бою.
Ты можешь думать, что это бесконечно далеко, но миф не может быть далеким – он сообщает нам то, чего мы сами о себе не знали. Ты не Гектор, но твоя Троя может оказаться ночью, в подворотне, когда ты с другом будешь возвращаться домой, и на вас нападут гопники. Я бы хотел, чтобы ты, даже осознавая, что можешь погибнуть, ни на минуту не допустил мысли о бегстве в то время, когда враги будут избивать твоего друга. Либо вы бежите вместе, либо вместе стоите до конца – и третьего не дано.
Тебе будут говорить, что это не имеет смысла, что дома тебя ждет мать, и она не выдержит. Все это так. Но бросив друга, ты потеряешь себя. Ты предашь свои принципы. И ты не сможешь с этим жить.
Я должен тебя предупредить – никто не заметит твоего поступка, даже если ты погибнешь. А кто заметит, через два дня забудет, потому что коммунальные платежи, весна, новая серия телевизионного мыла. Не жди общественного одобрения, ты будешь это делать не ради других, а ради себя.
Но и сам ты можешь пожалеть.
Жалеют ли девушки, навсегда оставшиеся бездетными, не познавшие радость материнства, о том, что вышли на площадь в 1986-ом? Я думаю, жалеют. Жалеют ли парни, получившие арматурами по голове, преследуемые постоянными болями на протяжении всей жизни, и понимающие, что история ничего не расставила по местам? Скорее всего, да.
Но у них были принципы, которые они не смогли предать. И я хотел бы, чтобы ты, когда недруг посягнет на то, что тебе дорого, был в первых рядах сопротивления. Пусть все вокруг говорят, что это глупость, что нужно думать о детях и семье – я бы хотел видеть тебя отстаивающим свои жизненные принципы до конца. Только это ценно. Только это имеет смысл.
И тогда мы будем стоять плечом к плечу.
И первая пуля, выпущенная в тебя, пусть попадет в меня.