Совсем недавно, столкнувшись где-нибудь с живописным шедевром, мне приходилось одобрительно мычать и причмокивать, выражая тем самым свое согласие с величием картины. Иногда я мог позволить себе сказать что-то вроде «Какая перспектива!» или «Какие полутона!», чтобы потом снова заткнуться, ибо было очевидно, что я в искусстве разбираюсь так же, как в полинезийских тараканах. Потом, благодаря удивительному искусствоведу Ольге Владимировне Батуриной, курс лекций которой я имел счастье посетить, передо мной открылся поистине удивительный мир искусства (простите, что выражаюсь штампами, но кажется, это единственная и проверенная форма для выражения искренних чувств). Не то, чтобы я стал знатоком, но кое-что понял. А со знанием бывает так: как только ты его получишь, хочется поделиться им с другими. Поэтому я хочу рассказать вам о шедеврах мировой живописи, и о том, как на них смотреть.
Мона Лиза.
Шедевр из шедевров. Главная картина человечества. Уникальное произведение искусства, растиражированное до такой степени, что уже мозолит глаз. «Джоконду» хотели застраховать на 1 миллиард долларов, но не застраховали, сочтя сумму недостаточной. При этом полотно, на фоне, скажем четырехметровых холстов неоклассицистов совершенно незаметное, и в масштабном соотношении больше всего похоже на фотокарточку.
Что же в нем такого великого?
Великого в ней — эпоха, и ее главный выразитель в лице Леонардо Да Винчи. Инженер, ученый, изобретатель, живописец, и на дуде игрец. Это было время универсумов - людей, которым надо было и можно было делать все, поскольку принятой сейчас специализации тогда не существовало, человечество только прокладывало торные дорожки познания, и еще не знало, что единый оптимизм неизбежно выльется в раздробленное декаденство. Возрождение провозгласило главным существом во Вселенной человека, и художники старались запечатлеть все его с Божьей помощью воплощенное совершенство.
Шли разными путями. Ботиччели намеренно уходил в пластику — если бы увидели в жизни женщин с такими же покатыми плечами, и руками в два метра длиной, как на его картинах, то сочли бы, что конец света уже настал. Но Ботичелли не волновало анатомическое сходство, он искал гармонию, ему важно было вписать человеческое тело в контекст картины, а следовательно и Вселенной, так, чтобы оно слилось с ней, оставшись центральным (тут я прервусь, потому что по Ботичелли будет отдельный текст).
Микеланджело в манере более всего напоминает Прометея. Даже удивительно, как в такое набожное время появлялись такие антропоцентричные произведения. Причем свою позицию Микеланджело не скрывал, и сказал однажды: «Если бы у меня был такой же инструментарий, как у Бога, я бы создал этот мир не хуже». История не предоставила шансов проверить эту теорию.
Да Винчи если с кем и боролся, то с клиентами и собственными замыслами — точнее, они с ним. Самым привычным для гения было получить предоплату от заказчика, начать писать картину, потом остыть к ней, и не доделать, между тем как деньги уже были потрачены. Возможно, у вас есть такие же наклонности, но прежде, чем давать им ход, убедитесь, что вы Леонардо Да Винчи.
Именно поэтому у гения Возрождения так мало картин — всего около 30, а у Рембрандта, например, только автопортретов 90.
Самый распространенный штамп о «Джоконде» - с кого художник ее писал. Некую пикантность таким исследованиям придает тот факт, что у Леонардо никогда не было женщин, а однажды он даже был судим за содомию, но оправдан. Так кто же ему позировал, а?? Может Мона Лиза — это вообще мужик?
Между тем, с кого писал Да Винчи портрет, и были ли у него женщины — совершенно не важно, так как у гения были все женщины мира, и он их всех отобразил. Ибо он написал «Мону Лизу». И она, разумеется, женщина, поскольку, во-первых, она Мадонна (что очевидно); а во-вторых, Леонардо был первоклассным анатомом, и прекрасно знал, что в женщине гораздо больше загадочного, чем в мужчине, даже на биологическом уровне.
Леонардо считается изобретателем техники «сфумато» - легкой, но различимой дымки на холсте, которая не размывает контуры, как у импрессионистов, но придает полотну особую, я бы сказал, кинематографическую глубину. В «Моне Лизе» замысел и техника встретились, чтобы создать один из самых идеальных союзов на Земле.
Во время Леонардо типичный портрет писался в двух глубинных плокостях: сидящий на переднем плане человек в беседке с двумя колоннами по краям, и райские кущи на заднем плане. Да Винчи тоже написал неизбежные колонны, но со временем их случайно обрезали, и от столбов остались только уже едва различимые артефакты. Судьба вмешалась в работу гения, и подняла ее на новый уровень — лишившись графических огранок, картина вырвалась за пределы собственного времени. Если, например, у Рафаэля фоновый пейзаж на портретах Мадонн носит явные признаки человеческого участия (мосты, замки), то Леонардо дистанцируется от конкретной эпохи. Такой пейзаж, как в «Джоконде», мог быть до Сотворения, а мог быть сразу после него. Он мог бы существовать и после Апокалипсиса, и тогда Джоконда превращается в лик нового времени, ницшеанского Сверхчеловека.
Она, Мона Лиза, была всегда. И всегда будет. Она все видела, и всех простила. Она мать, дочь, сестра и возлюбленная. Она знает все тайны Мироздания, и именно поэтому ее улыбка нам кажется такой загадочной: даже тот, кто не в курсе истории создания картины и эпохи Ренессанса, осознает, что разгадав тайну улыбки Джоконды, он поймет смысл жизни.
И именно поэтому никто и никогда ее не разгадает.
P.S. Как-то в одной газете я прочитал интервью казахстанского художника. Он всю жизнь мечтал посмотреть на «Мону Лизу», и вот наконец ему удалось попасть в Лувр. Там он был разочарован, и в сказал журналисту, что в картине нет ничего особенного, и он сам может таких нарисовать штук 10.