Люся
Два раза в неделю Люся ходит в театр, съедает килограмм шоколада и трижды бывает в косметическом магазине. Люся любит хороший парфюм, шоколад и мужчин.
Бабушка всегда говорила, что приличные мужчины ходят в театр, а не в ночные клубы "трясти ягодицами". Бабушка была медиком и, видимо, достаточно разбиралась в ягодицах – Люся поверила.
Три звонка... Коньяк в антракте... Возвращение домой на троллейбусе... Кажется, бабушка ошибается, но неважно, Люся верит, что все еще будет хорошо.
Утром она приготовит омлет на двоих, сварит кофе и подъедет к школе на шикарной машине. Директриса, как бы невзначай, заметит на педсовете: "Это кто же тебя, Ростоцкая, привез?". Люся отведет глаза и внушительно произнесет: "Брат. Двоюродный".
Кузен заедет за Люсей еще несколько раз и исчезнет. Потому что Люся усвоила еще одно бабушкино правило: "мужчин надо менять время от времени, как перчатки после осмотра".
Опять начнутся походы в театр, троллейбусы и неписаные истины из старого медицинского справочника.
Шоколад
"Одинокие женщины потребляют на 70% больше шоколада, чем замужние, – сказала статистика. Белого, молочного, темного, горького, с орехами, изюмом, вафельной крошкой, коньяком, бейлисом и амаретто. Но Люся любит горький, без всяких наполнителей и желательно отечественный.
Темный – слишком сладкий, в молочном – мало какао, а белый – и шоколадом-то назвать язык не поворачивается.
Орехи, изюм и вафли ест бабушка, но в чистом виде и желательно с чаем. Немного коньяку Люся сама не прочь выпить, тем более в хорошей компании горького шоколада. А напитки сомнительного качества в конфетах – уж извините. "Организм –храм и предпочитает натурпродукты", – опять всплывает в голове у Люси.
Десять плиток на неделю – ее прожиточный минимум.
Одинокие женщины потребляют на 70% больше шоколада, чем замужние... Странно, видимо, Люся выпала из среднестатистических норм, потому что с каждым новым кавалером количество поедаемых сладостей только возрастает.
Люся нервно копается в кондитерских запасах ("хороший хирург всегда припасет спирта"). Вот она! "Горький шоколад. Содержание какао более 70%".
Духи на полочке
С парфюмерией отношения у Люси складываются сложнее: в отличие от мужчин и шоколада духи Люся предпочитате французские, и не на разлив, а из магазина прямых поставок.
"От женщины должно пахнуть парижским воздухом, а не формалином и спиртом", – говорила другая Люсина бабушка. Люся не понимала к чему такие сложные обороты, но послушно следовала наставлениям.
В театре трудно разобрать, тот или иной аромат: не будешь же каждого обнюхивать в антракте. А вот возле гардероба на выходе – совсем другое дело. Здесь Люся чувствует себя настоящей охотницей (Дианой двадцать первого века), или охотничьей собакой, идущей по следу.
Чаще всего, чутье, доставшееся от бабушек, не подводит Люсю, но почему-то наблюдаемый объект оказывается со спутницей или спутником.
Вдыхая, Люся берет у гардеробщицы шубку и шляпу. Приехав домой на троллейбусе, добавляет еще граммов сто пятьдесят коньяку, берет духи с полочки и засыпает на диване в вечернем платье.
Интер
Люся давно заметила, что слова, имеющие с своем составе "интер", не то, чтобы странно звучат, но странным образом путаются в сознании. И если подумать... Если очень хорошо подумать, имеют что-то общее.
"Интернет, интернат, принтер, интерн, интердевочка".
Люсина подруга говорит, что ее слишком далеко заводят ассоциации.
"Ас", "соц": ассорти, социум... ум, уникум..."
Кто-то недавно сказал, что у Люси милый интерьер.
"Ах да, ведь это так называется!" – вспоминается Люсе.
Кресла, телевизор, гарнитур в кухне. Но больше всего Люся любит окна. Особенно открытые. Светло, и свободно дышится. Люся и небо – один на один. до лета, пока в их отношения не влезут назойливые мухи и комары.
А вчера к Люсе на диван приземлилась мышка, летучая. Люся выпустила мышку и проплакала всю ночь. Не из жалости – мышка травм не получила... Люсе стало обидно, что эта "зубастая гадость" (Люся так не думала, но сказала) может вот так залетать в чужие окна и, наверняка, знает все ее секреты.
"Но ничего... хорошо, что мышки только пищат, а не разговаривают".
Сны
Люсе снится, как она прыгает с Эйфелевой башни и парит над Елисейскими полями, где странные знаки, оставленные пришельцами, напоминают надписи: "Франция для русских". Coco...", "От женщины должно пахнуть прижским воздухом". Бабуля...", или что-то в этом роде.
Иногда, так: Люся на больничной кровати. Кругом баночки, трубочки. Люся неизлечимо больна. Ей незачем больше жить. Люся вскрывает вены скальпелем, причем – повдоль, так надежнее. Сечение больше. Кто-то бьет Люсю по лицу: "Проснись. Приличные мужчины ходят в театр, а не в ночные клубы "трясти ягодицами"! Организм – храм и предпочитает натурпродукты! Парижским воздухом, а не формалином и спиртом!..". Люся не слушает, она взлетает и парит над Елисейскими полями, где появляются новые надписи: "Хочешь жить – живи, как хочешь ты!" Люся".
Люся просыпается и, хотя знает, что видит одни и те же сны вот уже ... лет, не может вспомнить, о чем они. Люся садится и пишет...
Дневник
"Вчера опять была в театре. Господи, как мне надоели эти фанатичные театралы. Прости, Господи, ты, наверное, сам любишь театр? А как же иначе! (Зачем только спрашиваю?!) Нет, ну у тебя понятно – цель великая! Ты же не занимаешься поиском мужчины с годовым доходом в сто тысяч (если такие вообще ходят в театры!). Прости, отвлеклась. Так вот. Я не прошу многого – дай хоть раз вспомнить, что мне снилось... Пиши. Заходи. Ну, конечно, если выкроишь минутку-другую. Дура! Я – дура!!! А все-таки – заходи...".
Пиши...
Бог пришел. Они курили и пили кофе. Собирались в театр, но его закрыли на ремонт. С мая по ноябрь. Люся помнит, что жизнь – театр, или игра...
"Да разве в бубликах счастье? – вдруг сказал Бог. – Прости, я о своем. Давно выпечки не ел".
"Оказывается, и у низ наверху свои проблемы, А я думала – меня на полгода жизни лишили. А что шесть месяцев без театра, когда Он вечность без сдобы!".
(Почти) Post scriptum
"Горький шоколад. Содержание какао более 70%... Три звонка... Коньяк в антракте... Это кто же тебя... Не формальном...."
Люся не слушает, она взлетает и парит над Елисейскими полями, где появляются новые надписи: "Хочешь жить – живи, как хочешь ты!" Люся".