Глава 2. Кипящий казан.
В юрте стояла гробовая тишина. И только казан весело булькал, то и дело выпуская из-под крышки густые клубы пара. Запах щекотал ноздри всем сидящим, но никто не хотел нарушать гордое молчание. И все же чувство голода взяло верх над гордостью. Молчание нарушил гость развалившийся возле казана. При входе он еле влез в проход, и едва не развалил ветхий каркас юрты. Его лень поражала остальных султанов. Вокруг него всегда носились сорок слуг, готовых выполнить любой его каприз. Ему надо было лишь сделать знак рукой, и все делалось бех лишних слов. Вот и сейчас его узкий свинячие глазки следили за кипящим бульоном, и четвертый подбородок судорожно подрагивал от голода. Рука подала знак, что он хочет есть, но к его удивлению его никто не понял. Ему пришлось сделать усилие и заговорить:
Говорить мы можем до рассвета,
И пока не зазвучал азан
Угости нас тем, что варит этот,
Мясом пахнущий прокопченный казан.
Режб куски побольше, пощедрее,
Чтобы легче было их жевать;
Стану я к тебе тогда добрее,
И внимания на тебя не обращать.
Его перебил другой султан, ответственный за земли ханской орды. Он был молод, энергичен и красив лицом. Сила и желание действовать чувствовались в речи. Каждый год в июле, во время травостроя он сгонял всех ремесленников, певцов и акынов для увесиления народа. Самый лучшие шаманы усердно стучали в бубен, и закалывали жертвенных баранов, просяя аруаков отогнать от ханской ставки дождевые тучи. Делалось это потому, что хан хотел спрятать свой аул от суровых степных ветров в низине, а времени на отвод арыками талой воды не хватало. И теперь при каждом сильном ливне низину затапливало, и юрты плавали в воде. Султан знал об этом, но был слишком занят важными семейными делами.
Я был против всей этой затеи,
Грязно здесь, и сыпется песок.
Здесь ни развлечений, ни потехи,
Лишь акын и мелкий казанок.
Вот в моем шатре, что слывет ханским,
Все есть, даже птицы молоко.
Его строил зодчий наш османский,
Строил долго, было нелегко.
Да бывает ветренно немного,
Ветер сносит юрты и людей.
Но зато у нас везде дороги,
Через год закончим Колизей.
Все это время, хитро прищурив глаза, его слушал мужчина лет шестидесяти. ЕГо шапан был самым красивым среди сидящих. Он был отделан ярким узором, а меховой воротник был из шкуры снежного барса. Дожив до преклонных лет, он все еще оставлася страшным хвастуном. В годы его юности вся казахская степь гордилась им. со всей округи ехали к нему казахи. Юнцы соревновались, чтобы попасть в его окружение, а красавицы одевали лучшие наряды, чтобы попасть ему на глаза и остаться в его семье очередной токалкой. Это были прекрасный годы, и старик вспоминал о них с гордостью. Эту гордость порой горчила память о джигитах купивших на последние деньги породистых скакунов, и живших впроголодь, да слезы девушек так и не нашедших семейного счастья. Но кто увидит теемное пятнышко на пестром костюме? Сейчас сердце старого султана уколола зависть, и он решил осадить юнца:
Тож мне диво, видел и получше,
Нас не удивишь своим шатром.
Арыки бы вырыл, да поглубже,
Якоря купил бы в каждый дом.
За шатром какое-то болото,
Нет и гор, лишь степь, да степь кругом.
Отдыхать к вам ездить нет охоты,
Отдыхать получше за бугром.
То ли дело наш жайлау пригорный,
Тут природа радует всегда.
Недалеко есть аул и горный,
Есть удача? Значит вам сюда.
Молодой акын с интересом слушал эту перепалку. Народ знал о нелюбви этих султанов друг к другу. Нет-нет, да перенимали эти привычки и жители эих двух аулов. На любых праздниках можно было найти шумную толпу до хрипа в горле хваливших себя. Глупо было винить их, еще глупее в эти бессмысленные и бесполезные споры. И хотя не раз акына звали принять участие в них, он вежливо отказывался. Чтобы напомнить султанам о том, что они хотели поужинать, он рукой показал на раскрытый дастархан и поставил на середину дымящийся казан. Он открыл крышку, и когда густой пар выветрился, гости с удивлением обнаружили, что в казане плавали одни лишь кости и тонкий слой костного жира покрывал все это варево. Лицо акына тем не менее ликовало. Так громко спорящие султаны не могли выдавить из себя и слова.
Вот! Садитесь дорогие гости,
Ждет вас скромный дастархан.
Не смотрите, что одни здесь кости,
Сорпой полон маленький казан.
Вот с жанбаса мясо отобрали,
За налог на землю, где живем.
Если б делать этого не стали,
Здесь шуршут построил бы свой дом.
Вот с лопатки мясо с толком взяли,
Через год среди родных степей-
Соберут народ в огромном зале,
Для того, чтоб посмотреть на Колизей.
Мясо с ребер мне досталось б может,
Но беда случилась вдруг одна.
Хан сказал, что лишь народ поможет,
Всем султанам в дар отдать два табуна.
Благо что курдюк никто не просит,
Когда голод в теле верх берет.
Ваш слуга курдюк с костями топит,
И сорпой он кормит весь народ.