Политолог и востоковед Расул Жумалы – один из авторов книги «Коктейль Молотова. Анатомия казахстанской молодежи» рассказал о том, откуда берет свои корни экстремизм в Казахстане.
- С момента презентации книги прошло уже несколько недель. Поступали ли Вам письма в связи с выходом книги?
- Да, были. Уже есть серьезный интерес к теме. Моя специализация подходит под арабский мир, вопросы, связанные с религиозными аспектами, поскольку я по специальности арабист, долгое время работал в арабских странах. Моя часть в книге касалась радикальных религиозных течений, причин экстремизма среди молодежи на религиозной почвы, внутренних и внешних трендов.
- А кто проявил интерес?
- Я не могу сказать был ли интерес со стороны официозного круга, ко мне, по крайней мере, не обращались. Обращались общественные организации, молодежные круги, были предложения провести круглый стол, например, в университете имени Сулеймана Демиреля пройдет встреча, посвященная этой теме. Буквально вчера было заседание Клуба Института политических решений, на котором обсуждалась тематика книги «Коктейль Молотова». Так что интерес есть, что нам импонирует.
- Какой вывод вы можете сделать после исследования ситуации вовлечения молодежи в экстремизм, панисламизм?
- Выводов очень много, в двух словах отобразить их очень сложно. Наверное, нужно, прежде всего, исходить из понимания того, что жесткими мерами, принятием отдельных законов этот вопрос не решить. А иногда, при очень поверхностном подходе можно и усугубить ситуацию. Мне кажется, наши органы, занимающиеся этими вопросами, пока что никаких уроков не извлекли. Вопрос в том, что декларирование этих проблем идет, но реальная работа не ведется, очень большое различие между устными декларациями и реальным делом. Хотя об угрозах радикализации молодежи, угрозе внедрения в Казахстан нетрадиционных религиозных сект, в том числе не только исламские, специалисты говорили ещё в 90-ых годах. Есть целый ряд не менее грозных религиозных движений из Европы, Америки, Юго-Восточной Азии.
- Почему мы не слышим об этих религиозных течениях? У нас если речь идет о религиозной опасности, то на слуху всегда ислам.
- С одной стороны играет роль массовость, все-таки 70-80% нашего населения мусульмане. С другой стороны есть влияние средств массовой информации, навязывание определенных стереотипов, которые идут, возможно, из России, возможно, с Запада. Так сказать, создание некоего неприемлемого образа ислама. Так или иначе, об угрозах, которые мы сейчас переживаем, было сказано еще 15-20 лет назад нашими политологами. Упущение со стороны Духовного управления мусульман Казахстана, снижение доверия и влияния к нему или к так называемой официальной мечети в силу их недостаточной квалификации, неподготовленности, в силу развития рыночных традиций, которые не обошли наше духовенство: культ денег, обогащения. Инициатива перехватывается миссионерскими организациями, у которых есть опыт, есть средства. Вопрос не только в религиозной составляющей, есть много других предпосылок. Люди, особенно молодые, идут в мечети, где попадают под влияние иностранных миссионеров, начинают смотреть на вещи по-иному; критически оценивать тот ислам, который исповедовали их предки; обращаются к тем образцам ислама, который исповедуется в Саудовской Аравии, Египте или Сирии. Многие находятся на Ближнем Востоке, участвуют в военных действиях и не собираются возвращаться назад. Вопрос не только в религиозной либо духовной составляющей, что немаловажно, но и в социальной обустроенности молодежи, недостатка образования, в том числе и религиозного. Молодежь больше других нуждается в определенной духовной пище, они хотят ориентироваться на традиционные ценности. И когда эти правильные традиционные ценности общество не дает, либо они не могут найти их в нем, а больше соприкасаются с несправедливостью, коррупцией, засильем чиновников, недостатком денег, отсутствием социальных лифтов, невозможностью устроить нормальную карьеру и так далее, кто-то из-за этого замыкается в себе, кто-то уходит в бизнес, если получается, кто-то ограничивается пределами семьи, а кто-то попадает под влияние этих сект, пытаясь найти, таким образом, справедливость, сопереживание.
С девяностых годов ситуация слишком запущена, сейчас решить эту ситуацию за несколько лет будет очень сложно.
Приоритет не был отдан тому, чтобы решать проблемы молодежи и искоренять причины, а тому, чтобы забивать проблемы силовыми методами, а именно: судить, сажать, преследовать, лишать гражданства и прочее. Даже эти действия ведутся не совсем корректно, потому что до сих пор нет четких критериев определения что есть религиозная принадлежность, а что есть экстремизм. Ведь ношение бороды не является экстремизмом. Нет кадров, которые могли бы это грамотно определять: кто опасен, а кто нет. Я не вижу ничего страшного в том, что человек ваххабит, если человек салафит, я тоже не вижу ничего страшного. В конце концов, это свобода вероисповедания – конституционное право.
- Вы упоминали о том, что многие молодые люди отходят от традиционного для казахов ислама, почему так происходит?
- Ислам, который исповедуют 56 стран мира, везде один. Все мусульмане признают его основные каноны, которые консолидируют мусульман. Так случилось, что в каждом отдельном регионе, ислам настраивался на местные особенности, традиции, нормы, сознание и мировоззрение. Поэтому в шариате сложились четыре направления ислама, которые не пересматривают основные идеи, но обрядовые стороны несколько отличаются. У нас, в кочевом обществе, ислам приобрел свои вариации, например, исламское единобожие шло с почитанием культом предков, их духов – аруахов. Это не противопоставлялось, это, наоборот, дополняло друг друга. Наши женщины, например, не носили паранджу. У нас были свои понятия о пристойной женской одежде, которая прикрывала голову, тело.
Сложно ответить, почему так получилось, но история берет с советского атеистического периода, когда было ликвидировано все, связанное с религией, начиная от издания Корана, заканчивая строительством мечетей, все религиозные связи с исламским миром были прерваны. В 1991 году было понимание, что казахи мусульмане, но мало было своих богословов, изданий и так далее. Духовный голод в девяностых годах начал постепенно компенсироваться. Так как наша религиозная база была утеряна за советский период, то инициативу постепенно начали перехватывать приезжие миссионеры, которым мы были первоначально рады. Они оказывали братскую помощь: привозили Кораны, помогали строить мечети и медресе. В этом не было злого умысла, это была такая религиозная братская солидарность вплоть до середины девяностых. Со второй половины девяностых годов, помимо этих благородных целей, которые были и есть сейчас, стали появляться течения, которые посчитали, что традиционный ислам в Казахстане немного отошел от базовых стандартов Саудовской Аравии. Хотя нет никак оснований говорить, где ислам более правильный, традиционный, более приближенный к оригиналу. Появились призывы переобучить исламу, на основе своей версии, например, саудовской.
С другой стороны, это отталкивалось на изначальную слабость наших улемов, которые недостаточно могли этому противостоять, не могли объяснить разницу между этими двумя явлениями. С начала двухтысячных годов это переросло в то, что наше духовное управление потеряло инициативу, долю доверия. Верующие люди, которые приходили в мечеть, чтобы послушать проповеди, познать с точки зрения религии окружающий мир, получить ответы на волнующие их вопросы, получить духовную поддержку, не получали всего этого, проповеди были больше формальными или шли в пользу того, чтобы восхвалять официальную власть, либо некоторые муллы превратили некоторые обряды в способы получения денег, то все это вызывало отторжения у определенной части мусульман. Много таких моментов, когда в пригородах или аулах появлялись альтернативные мечети сторонников ваххабитов, салафитов, других вариаций ислама. Их священнослужители оказались более сопереживающими, помогли не только словом, но и делом. Другими словами, в этих альтернативных мечетях они получали то, что не могли получить в традиционных мечетях.
- Хорошо это или плохо, что ислам в Казахстане становится таким разнообразным, что извне появляются новые течения?
- Хотим мы того или нет, усиление позиций ислама в Казахстане будет продолжаться. Нравится это кому-то или нет, это естественный ход событий. Конец двадцатого и начало двадцать первого века многие эксперты называют периодом ренессанса ислама, того ислама, который внес колоссальный вклад в общемировое развитие, был прообразом европейского ренессанса в свое время. Здесь нужно четко провести раздел между исламом с богатейшей цивилизацией, сильной идеологией, и с тем, что прикрываясь исламом, делают те или иные течения. Важно также понимать, что ислам в каждой стране самоценен, богат сам по себе.
У нас в стране ислам вместо того, чтобы консолидировать общество, превращается в элемент разобщения общества и самих мусульман. Появляются традиционные мечети, вахаббитские мечети, салафитские мечети. Даже по этническим признакам появляются мечети: уйгурские, турецкие, казахские, чеченские. Такое разделение опасно для любого общества.
- Как навести порядок в этой области, чтобы не пострадала национальная безопасность?
- Так как Казахстан светское государство, этим должно заниматься духовенство. Задачи Духовного управления мусульман – проповедовать исламские ценности, призывать к духовности и так далее. Нужно попытаться вдохнуть жизнь в Духовное управление, чтобы дать им большую самостоятельность и большую ответственность перед государством и обществом. Чтобы в штате сидели не только люди идейные и духовные, но и государственники, придерживающиеся национальных ценностей, патриоты этой страны, которые не идут на поводу у арабских улем. Если хотите, то Казахстан и Центральная Азия внесли в исламскую цивилизацию если не больше, то уж точно не меньше, чем Саудовская Аравия и арабы в целом.
Мы вместо того, чтобы стать центром мусульманского мира, идем на поводу. Из-за чего? Из-за того, что наши сильные кадры не привлекаются ни к Духовному управлению мусульман Казахстана, ни к Государственному агентству по делам религии.
Насколько мне известно, назначение имамов мечетей в городах, в селах, в аулах исходит из Духовного управления мусульман Казахстана, то есть выбора нет. Другое дело, если ДУМК отдает предпочтение местному кадру, которого знают местные люди. А уже эти муллы, которые назначены были ДУМК, съезжаются в центральную мечеть в Алматы или Астане и там принимают решение, кого избрать муфтием. К примеру, у нас в стране депутатов маслихата можно назвать выборщиками , потому что депутатов маслихата выбирает население, а маслихатовцы в свою очередь уже выбирают сенаторов Парламента. То есть, прямой вовлеченности нет, есть множество соблазнов, рычагов, то, чем власть может манипулировать, может это продвигать, не столько достойных людей, сколько лояльных. Не секрет, что в государственных органах так и происходит. И не удивительно, что многие граждане не знают в лицо ни своих депутатов, ни своих сенаторов, потому как проходят не те люди, которые пользуются доверием и уважением у граждан, а те люди, которые больше удобны для власти. Практически, тот же самый механизм происходит и в случае с мечетями.
- Хорошо, но если, к примеру, продвижение тех или иных фигур в политике, сенаторов, депутатов, кому-то выгодно, то кому может быть выгодно продвижение муфтиев, на что это может повлиять?
- Любое сообщество имеет свое определенное иерархию. Это и сама мечеть, это и смежные с этим какие-то объекты, медресе, приходы – это все определенные деньги, причем живые деньги, которые собираются на благотворительность, ведь в мечетях стоят эти боксы для сборов денег, которые пока что являются темным лесом, так как неизвестно, сколько туда денег приходит, сколько уходит, кто их фиксирует, это тоже определенные ресурсы, которые вызывают немало сомнений и нареканий. Чем больше темного и непонятного, тем больше возможностей злоупотребления, и говорить, что священнослужители не могут пойти на такие шаги – это не совсем правильно, мы наблюдаем, что подобные скандалы появляются не только в мусульманском мире, они появляются и в католической церкви, и в православной. Мы все знаем, что должен быть контроль, с другой стороны и доверие в обществе, чем больше общество знает, тем больше шансов, что тот или иной человек не совершит плохого поступка. Ну и конечно – это прозрачность, прозрачность финансовых потоков, в Арабском мире этот вопрос решается министерством путем создания вакуфов. Вакуф – это религиозное имущество, начиная с библиотек, книг, заканчивая мечетями, благотворительными центрами, детдомами, всё это находится на учете, все контролируется до единой копейки, все решается коллегиально, и ни у кого нет возможности прикарманить даже при большом желании. Допустим, в арабских мечетях тоже стоят такие же боксы, сундуки, и на каждом написано на какие цели эти пожертвования, к примеру «Помощь детям Сирии». Там есть замок, ключей от которого ни у одного служителя мечети нет, он находится у министерства вакуфов, которые с комиссией приходят, снимают, пересчитывают, всё это зачисляется . Так же как в государственных органах это делается, но это избавляет от соблазнов прикарманить эти деньги, уменьшает коррупционную составляющую, повышает больше доверия и самое главное у людей есть вера, когда они приносят садака, 200 тенге или 100 тенге, то, что эти деньги попадут на благотворительные цели, а не будут прикарманены муллой. Поэтому немало людей встречается, которые предпочитают отдать эту милостыню где-то на базаре или в другом месте скопления людей, чем оставить ее в мечети.
- Как можно требовать «Куда и кому эти деньги идут»? От кого это требовать и как этим заняться?
- Требовать от мечетей, требовать от государственных органов, которые могут и должны влиять на этот процесс. У нас есть Агентство по делам религий, задача которого снимать вопросы, сомнения для нормального и справедливого исполнения религиозной деятельности, идет ли речь о православной церкви, о буддистских храмах или мусульманской мечети, это компетенция Агентства, и этим должны заниматься они. Граждане могут требовать цивилизованным путем, писать письма, требования, прошения, жалобы в правительство, к примеру, чтобы муфтий был не закрытой персоной, чтобы он приходил на общественные слушания, отвечал перед парламентом, встречался с интеллигенцией, отвечал на конкретные вопросы, приводил свои доводы; стремиться к тому, чтобы мечеть была действительно местом народного общения, народного просвещения, не только по пятничным молитвам, не только во времена религиозных обрядов, но чтобы это было регулярно. Во многих арабских странах, в этом случае, мечеть становится одной из главных мусульманских опор, устойчивости государственной власти, становится партнером власти, если власть поступает верно, если власть не поступает верно, мечеть становится выразителем народного настроения, народных вопросов. Это в интересах и просвещенного нормального государства, и общества.
Фото: Вячеслав Батурин