Недавно посмотрел замечательный фильм Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин» (США, 1957 год). Сразу же захотелось пересмотреть и не менее замечательный фильм Никиты Михалкова «12» (Россия, 2007 год), который является римейком фильма Люмета. Снятые по почти идентичному сценарию оба фильма позволяют увидеть чрезвычайно интересные расхождения в восприятии и правосудия, и суда присяжных, и, в конечном итоге, базовых национальных ценностей у «них» (т.е. американцев) и у «нас» (т.е. бывших советских).
Кратко напомню общий сюжет. Мальчик из бедной семьи обвиняется в убийстве своего отца. Дело рассматривается в суде присяжных. 12 мужчин готовы вынести решение. Виновность мальчика не вызывает сомнений ни у кого из 12, кроме одного. Этот присяжный голосует за оправдательный приговор и запускает цепную реакцию сомнений. Все 12 начинают обсуждать и по новой исследовать доказательства, прежде совершенно ясные. Постепенно в каждом из них зарождается обоснованное сомнение насчет каждого из доказательств, и мальчик предстает уже не убийцей, а жертвой обстоятельств или чьей-то злой воли.
На этом сходства заканчиваются, а вот отличий гораздо больше, и все они носят глубинный культурный смысл.
1. Мотивация Скептика. У «нас» сомнение скептичного присяжного носит скорее нравственный характер, чем логический. Сергей Маковецкий, исполняющий его роль, восклицает: «Ну, как-то быстро. Я испугался. Мы как-то руки раз и вверх… Там ведь какой-никакой человек». Он боится вот так легко и быстро отправить человека отбывать пожизненное наказание. У него нет доказательств, он не может рационально обосновать свою точку зрению. Разбирается в деле он со всеми вместе на протяжении всего фильма. Персонаж Генри Фонды, конечно, тоже предлагает всем поговорить и не выносить скороспелых решений, но этот присяжный ничего не испугался, он имеет вполне рациональные сомнения в отношении доказательств, которые и излагает в течение всего заседания.
2. Цепная реакция. В обоих фильмах Скептика поддерживает старик. Вот только совсем по разным причинам. Старик у Люмета восхищается храбрым поступком Скептика – одному выступить против всех, а потому надо поддержать смелого парня. Старик у «нас» не хочет брать на себя ответственность. Он говорит, что этот человек (Скептик) предложил мне взять ответственность и за его решение. Персонаж С. Маковецкого предлагает 11 присяжным проголосовать без его участия, и если снова будет 11 голосов за виновность, то он не будет возражать и присоединится к большинству.
3. Жизненные краски. Правосудие у Люмета сухо и безразлично. Все, что мы знаем об обвиняемом: пуэрториканец, из трущоб. И еще нам один раз показывают его лицо, полное надежд. Правосудие у «нас» не оторвать от жизни без «мяса». Нам подробно рассказывают о судьбе чеченского мальчика, которого усыновил русский офицер. Мы видим какие-то сценки из его жизни, его семьи, которые тесно связаны с чеченской войной. Более того, по ходу заседания нам показывают уже повзрослевшего мальчика в камере, как он в ожидании решения своей судьбы пытается согреться, танцуя лезгинку.
4. А судьи кто? У «них» правосудие еще и совершенно безлико. Мы чрезвычайно мало узнаем о присяжных. Нет, нам, конечно, кое-что сообщают – профессии некоторых из них, кое-кто даже рассказывает о себе. Но в целом Люмет рисует образ людей из толпы, таких же американцев, как и любой из зрителей. Нельзя сказать, что у Михалкова присяжные не типичны и в них трудно для зрителя узнать себя. Скорее они настолько типичны, что нетипичны. И мы узнаем о них гораздо больше, чем в фильме Люмета. «12» – это целый калейдоскоп судеб. Каждый присяжный демонстрирует театр одного актера, и мы наглядно видим, как личный опыт влияет на их решения, как много в правосудии человеческого.
5. От аргумента к вере. Один из самых любопытных эпизодов в обоих фильмах – эпизод с импровизированным следственным экспериментом, после которого становится ясным, что многие из доказательств вины мальчика сомнительны на поверку. После эксперимента у Люмета большая часть присяжных переходит на сторону Скептика. У Михалкова эксперимент убеждает только двоих. И вообще рациональные аргументы слабо работают. Присяжных у «нас» надо не убедить, а заставить верить. Отсюда и театр одного актера: главный аргумент – личные истории.
6. Большой брат. Может ли государство быть персонажем фильма? У Люмета – нет, но у Михалкова – да, особенно если его изображает неподражаемый Александр Адабашьян. Пристав, болтающий по телефонам присяжных – это даже не роль, это мегахэштэг, который связывает все представления о государстве в нашем сознании. Эти 12 «воюют» друг с другом, режут правду матку, исповедуются. А пристав, тем временем, их потихоньку грабит. Правда, похоже?
7. Страна победившего социализма. Среди присяжных у «них» и у «нас» есть работяга. У Люмета это персонаж положительный со всех сторон – рассудительный, сдержанный, неглупый. Работяга у «нас» – ходячая пародия на «простого» человека, который стирает целлофановые пакетики и ездит на дачу общественным транспортом. Его роль исполняет замечательный Алексей Петренко. Его работяга носит будильник в чемодане и все время говорит невпопад (это надо видеть, описать трудно). Забавно, что таковы представления о пролетарии (и отчасти они верны) в стране, где этот самый пролетариат всегда считался передовым классом. Времена изменились.
9. «Мы за ценой не постоим…» А помните, мы когда-то победили нацизм? У Люмета все присяжные как один отворачиваются и выражают осуждение, когда один из них допускает уничижительное высказывание в адрес небелых американцев. И это при том, что фильм Люмета вышел за 6 лет до знаменитого Марша на Вашингтон Мартина Лютера Кинга (иными словами, в это время в США толерантностью и не пахло). А что у «нас»? По ходу всего фильма раздаются антисемитские, шовинистические или ксенофобские лозунги. И не сказать, чтобы все остальные присяжные это горячо поддерживали. Совсем нет. Они скорее индифферентны, они к этому привычны.
10. E pluribus unum. Присяжные у Люмета – люди разных профессий и, наверное, разного социального положения. Однако это не бросается в глаза. Они разные, но равные, они, несомненно – люди одного американского мира, а потому легко друг друга понимают. Единство в многообразии. Если их что-то по-настоящему разделяет, то уровень образования. Присяжные у «нас» ранжированы по своему социальному положению, как бутылки с вином по полкам в зависимости от года. Мы сразу видим бедных и богатых. Но есть и еще одна граница. Присяжные делятся на тех, кто влился в сегодняшнюю жизнь, и тех, кто остался за бортом. Например, таксист, которого играет Сергей Гармаш, и успешный бизнесмен в исполнении Юрия Стоянова как-то не дотягивают до единства во многообразии. Это скорее одиночество в многообразии.
11. А кто тогда? Американским присяжным достаточно обоснованного сомнения, чтобы признать пуэрториканского парня невиновным. «Нашим» присяжным нужна альтернативная версия, нужен виноватый. И они его находят в лице строительной компании. Ведь не бывает так у «нас», чтобы никто не ответил.
10. «Истина где-то рядом». Итак, понятно, что 12 у «них» и 12 у «нас» к правде идут разными дорогами. Американские присяжные следует по светлому пути рационального разума. Присяжные у «нас» как будто бы тоже исследуют доказательства, но логика для них не главное, правду нужно прочувствовать, попробовать на зуб. Мало ли, что там придумал разум, но сердце-то не обманешь. И самое главное. Правда для американцев равна правосудию. У «них» все заканчивается правосудием. В конце фильма так и хочется сказать: «Good job, guys!» У «нас» с правосудия все только начинается. Правда гораздо шире правосудия. После оправдательного вердикта присяжные выясняют, что на свободе мальчику угрожает строительная компания, заинтересованная в их с отцом совместном жилище. И старшина скамьи в исполнении Никиты Михалкова принимает на себя ответственность за судьбу «чеченёнка». Вот и получается, что жизнь – отдельно, а суд – отдельно.
Я умышленно все время писал про фильм Михалкова «у нас», чтобы не перегружать повествование. Но на самом-то деле и американские, и российские присяжные – это у «них». А как же будет проходить такой процесс в Казахстане? Мы, конечно, тоже бывшие советские, и многое из фильма Михалкова будет на нас похоже. Но, наверняка, будут и большие отличия. Достаточно ли для нас правосудия? Какой дорогой мы к нему пойдем? Если скамья присяжных – это модель общества, то увидим ли мы единое в своем многообразии общество на казахстанской скамье? Я не знаю.
Суд присяжных в Казахстане действует с 2007 года, и популярность присяжных среди обвиняемых все время увеличивается. В октябре 2013 года Иоганн Меркель, заместитель Генерального прокурора РК, заявил, что недоволен качеством работы суда присяжных. Также он отметил, что принято решение о сокращении количества дел с участием присяжных.
Но больше всего меня занимает другой вопрос. И у Люмета, и у Михалкова присяжные так или иначе представляют собой большинство, которое прорывается к правде через тьму предрассудков по отношению к обвиняемому меньшинству. В американском фильме большинством выступают благополучные белые американцы, которые судят эмигранта из трущоб. В российском фильме большинство расплывчато, но одинаково не доверяет Чечне и чеченцам. А вот кто выступит в роли меньшинства, находящегося под подозрением, сегодня в Казахстане? Кем должен быть мальчик, подозреваемый в убийстве своего отца, чтобы вина его выглядела неоспоримой?
И последнее. Окажись я сам на скамье подсудимых по ложному обвинению, кому бы я вверил свою судьбу? «Нашим» или американцам? У меня нет сомнений – американцам (во всяком случае в редакции Люмета). А вы?