Вот смотрю я на людей, которые пишут на гонзе, на темы, ими поднимаемые, и хочется сказать себе, вернее, даже, прошипеть сквозь зубы, зло и отрывисто – твою мать, Медынцева. А ведь тебе тоже есть, чем поделиться.
Вместо того, чтобы писать, я очень много размышляю о том, что бы я написала. И в этом моя проблема. Если вдуматься, со мной происходит много событий. Локальных и не особо интересных, но происходит. Например, недавно в моей голове родилась теория о том, что коты – инкарнация драконов. Я смотрю на свое любимое мохнатое чудовище и понимаю, что он слишком пафосен и величественнен для своего небольшого пушистого тельца. Слишком много презрения и мудрости кроется в этих желто-зеленых глазах с вертикальным зрачком. Уж больно знакомая грация в его движениях. Особенно, если учесть, что это толстое создание настолько же грациозен, насколько и я. Это на самом деле невозможно аргументировать и описать. Нужно просто сказать кошатнику – чувак, коты – инкарнация драконов! И наблюдать за реакцией. И либо зрачки его расширятся от понимания внезапной, парадоксальной, но такой забавной истины, либо нет. Тут уже можно мысленно разделять людей на лагеря приверженцев и отрицающих. Это тоже интересно, кстати.
Я обожаю отправлять людей в подгруппы, существующие только в моем воображении. Очень долгое время, когда вконтакте только появилась функция дележки друзей на категории, я, как фонад Лукьяненко, распределяла товарищей в категории «Иные», «Не иные», «Неинициированные иные», «Темные», «Светлые» и «Инквизиция». К инквизиторам, кстати, я всегда относила людей, мнение которых для меня имеет особое значение, независимо от его эмоциональной окраски. Даже статистику вывешивала – кого сколько. Но срабатывало это только с теми, кого знала вживую. Потом в друзьях появилось огромное число людей, с которыми я незнакома, и это поднадоело. Сейчас агонизирую в этой сфере немного, но без энтузиазма.
Этот сентябрь станет первым в моей жизни за 16 лет, когда не нужно идти в учебное заведение. Это грустно. Только подумайте, две трети своей жизни каждое первое сентября приближалось ко мне неотвратимо. Знамением того, что лето (кстати, дюже мною нелюбимое), ушло. Впереди 9 месяцев напряга, впихивания знаний в мою бедную, больную головушку. Но и долгие дни треша, угара и всяческой бугагашеньки с людьми, которые также как и я мучаются в этих глухих бетонных стенах. Помнится, в школе (которую я ненавижу гораздо больше лета), мне было очень скучно, и, чтобы развеселиться, я подписывала предметы в дневнике в стиле Гарри Поттера. Химия была зельеварением, физкультура – полетами на метлах, физика – трансфигурацией, биология – травологией. Дисциплина «казахский язык» почему-то была всегда подписана, как «защита от темных искусств». Не спрашивайте, почему – я руководствовалась тогда какой-то особой логикой.
Я ужасный консерватор. Я очень не люблю новое. Но выборочно. Например, когда я пришла в колледж, я еще год записывала расписание и д/з в школьный дневник. Но от формы отказалась категорически. В этом году, например, я накупила ручек и тетрадей. Просто, чтоб были – мне так спокойней.
Я иногда вспоминаю ту девочку, которой я была. Помогают рассказы родителей еще. Знаете, я бы очень хотела с ней познакомиться. Мне кажется, она была гораздо лучше, чем я сейчас. Она была смелее – вообще ничего никогда не боялась. Зато повзрослев, приобрела тучу фобий. Я боюсь змей, насекомых, лягушек, рыб, опасаюсь темноты, новых людей. Трясусь, когда иду по темной улице. Хотя, можно взглянуть на это под другим углом, и предположить, что это - развившийся инстинкт самосохранения. Тоже ведь вариант, правда?
Я вспоминаю свое детство, и мне хочется вновь испытывать те эмоции. Чистые, резонирующие на тонкой ноте, первородные, прекрасные эмоции. Без примеси каких-то сомневающихся мыслей или ненужного опыта. Я очень хорошо помню, как брала у сестры плейер, в котором была кассета группы «Агата Кристи». На одной стороне был каким-то чудом записан целиком альбом «Опиум», а на другой – «Декаданс». И вот я, восьмилетняя девочка, ходила по пустынному холодному позднеоктябрьскому двору, пыталась согреть оледеневшие руки в карманах, заглядывала в лужи, оставшиеся после недавно прошедшего дождя, и шепотом нараспев повторяла «Осень падает с деревьев, серое небо в лужах. Дети не идут домой - им ничего не нужно. Песни, будущие песни, умирают в чреве от голода. Завтра мы уйдем из дома. Не хочу. Там холодно». И умирала от странной, страшной, но такой приятной боли где-то между ребрами. Потому что умудрялась душой понимать то, о чем поют Самойловы. То, о чем они поют как теория о драконах и котах. Рассказать и аргументировать невозможно.
И вот я вспоминаю и думаю – боги, а что из меня еще могло вырасти? И мысленно, с усмешкой, обращаюсь к родителям – надо было думать, когда ребенку давали Агату Кристи слушать. Думать надо было. Потому что эти ребята сыграли далеко не последнюю роль в становлении моего своеобразного, любящего страдания, характера.
Я вообще люблю музыку. Жаль, не хватает усидчивости научиться играть на хоть каком-нибудь музыкальном инструменте. Хотя, может и к лучшему.
У меня много людей, которых я жутко люблю, но они не всегда рядом. Но мне очень помогают вещи, которые я с ними связываю. Когда слушаю Продиджи или Би2, глажу кота, тереблю кулон на шее – со мной рядом сидит моя любимая сестра. Усмехается, гладит по голове и глядит в душу огромными глазами. Беру в руки кошелек и вспоминаю, что там лежит три-четыре медиатора – наследство от мужа сестры. Подкуриваю зиппой, пересматриваю фильмы Смита, слышу Эминема, вижу все, что связано с комиксами, футболом или Алисой в стране чудес – и вот она, Далька. Моя «дочь», она же сестра-близнец, она же самая близкая в жизни подруга. Смеется, теребит волосы и вопит проходящей мимо девушке в хиджабе «лодыжки открыты!!». Слышу песню «На заре» группы Альянс и на плечо незримо ложится рука отца. Захожу в любимый бар, слушаю Аукцыон, надеваю шапку – привет, рыжая борода. Вижу ножи, спортзал или творог – здравствуй, Лешенька из Кёнигсберга! Слышу Талькова или Калугина, вижу советскую символику, и на меня сквозь ноты и образы лукаво смотрит Темка, мой самый давний друг. Эти якоря памяти помогают мне жить. Когда-нибудь, возможно, я увижу их не то, чтобы одновременно, но хотя бы за неделю. А когда-нибудь к этим людям прибавятся еще люди, мною любимые. И с этим тоже нужно жить.
А пока – неотвратимо наступает мое любимейшее время года. Время листьев, собранных в огромные кучи, мокрого асфальта и тяжелого неба. Время Агаты Кристи и странной, страшной, но такой приятной боли где-то между ребрами. Время жить, хандрить и действовать. Жутко короткое время, надо признаться.
Я выплеснула на вас всего каплю моих мыслей. Надеюсь, вы осилили и не захлебнулись. Мне было бы приятно от этой мысли. Спасибо.