В прокат выходит «Робокоп» Хосе Падилья – reborn классического философского боевика великого голланда Пола Верховена.
Светлое будущее. Роботы-демократизаторы produced by USA, но made in China, несут мир и радость на земли, в которых угадываются все «станы» сразу. Некоторые местные жители, взяв в подмогу гранатометы, пытаются остановить наступление общества всеобщего благоденствия, но роботы не склонны к дискуссиям, не знают слов любви, и убивают без лишних рефлексий.
Именно это и становится проблемой для производителя суровой техники Omni Corporation – американцы, с удовольствием взирающие на победное шествие мехатронной демократии по миру в программе Тэда Новака, не готовы доверить охрану общественного порядка бездушным андроидам у себя дома. Соответственно, корпорация теряет деньги, и чтобы переломить общественное мнение, создает из останков почти мертвого полицейского Пола Мерфи помесь машины и человека.
Сюжет новой картины прокачан примерно так же, как внешний вид робота-полицейского: если Верховен вдохновлялся «Метрополисом»», «Невестой Франкенштейна» и библейскими притчами, то у Падилья в списке референсов был явно Ironman и чудо-костюмы из G.I. Joe.
Ну вы поняли примерно разницу в уровнях, да?
Знакомая сказала мне, что нового «Робокопа» ни под каким углом нельзя сравнивать со старым – ну а чем его еще сравнивать, с «Небом моего детства»?
Параллели неизбежны. С несчастью, почти все они не в пользу апгрейда.
«Робокоп» Верховена был историей о пришествии нового Христа после жестокого распятия, о борьбе человеческого с механическим (aka божественного с низменным), и о том, что такое вообще человек. А «Робокоп» Падилья – блокбастер про то, как Мерфи примеряет очень крутой дизайнерский костюм из титана.
У Верховена Мерфи убивали долго, заставляли мучаться за грехи наши, у Падилья его просто сбивает взрывной волной. В фильме 1987 года Робокоп болезненно перерождается в человека с железным телом, открывая себя заново, в картине 2014 года – адаптируется к новому облику. Наконец, киборг Верховена понимает, что он в химическом смысле жив, но настоящую жизнь у него все-таки отняли, когда приходит в свой пустующий дом (на мой взгляд, одна из лучших сцен мирового кинематографа ever). А у Падилья полицейский Мерфи ничем не тревожится, и даже месть за собственное убийство осуществляет как-то походя, не особо проникаясь моментом.
Винить во всем этом самого режиссера, конечно, неправильно – понятно, что студийный гнет просто прихлопнул всю самобытность Падилья. А он не безумный голландец, чтобы этому противодействовать. Да и времена на дворе нынче не те.
Хотя не исключено, что Хосе нам все-таки что-то успел сказать перед тем, как его самого распяли на студийной Голгофе.
В фильме есть сцена с гитаристом, потерявшим руки, и пытающимся снова заиграть при помощи роботизированных конечностей. Он играет, все хорошо, но потом уровень психического напряжения зашкаливает, и металлические пальцы сбиваются с ритма. «Это все эмоции» - говорит доктор – «Надо их контролировать». «Но как мне играть без эмоций?» - вопрошает музыкант.
И вот на этот вопрос у гениального доктора ответа нет.