Ритуалы
Люся слышала, что женщины не бывают серийными убийцами. И вовсе не потому, что они менее жестоки и менее склонны к подобным нарушениям психики. Люся уверена: все потому, что женщины гораздо более фантазийны и непредсказуемы: им просто было бы скучно соблюдать определенные правила и ритуалы.
Вот, например:
«Он удивляется: зачем мне новая сумка? Да затем, что не люблю я повторений – из недели в неделю, да что там – изо дня в день, в одних и тех же ботинках, в одном и том, же пиджаке, с одним и тем же галстуком, заботливо затянутом мною утром на воротничке. И где интрига? Нет, он определенно маниакально педантичен и последователен. Вот вам и ответ. А природная агрессия – она здесь точно ни при чем».
Правда, есть ритуалы, которые Люся свято чтит – поздний подъем по субботам и крепкий кофе по утрам. Чтит потому, что это не рутина, а скорее – некая инициация.
«Субботнее утро начинается с двенадцати, любое другое – с эспрессо. Или не начинаются вообще – ни то ни другое!».
Книги
Черные одежды, щетина, страндартный силуэт в тумане бокового зрения... и снова к полке.
“Наверное, это знак излечения, когда перестаешь узнавать того, с кем меньше года назад месяц не вылазил из постели”, - думает Люся внимательно рассматривая Его уже у кассы.
- Не узнала тебя. Смотрю, какой-то бородатый мальчик, - конфузится Люся.
- Да ты что?! - хмыкает Он и выходит из магазина.
“Суббо-о-о-о-тнее утро, - протягивает Люся в мыслях, - если бы вчера за кофе, то и не увидились”. Люся улыбается, выходит, надеется, но... Его нет.
“Значит, к лучшему”, - думает Люся, допивая кофе и проваливаясь в очередную книгу. До понедельника.
Призраки
В городе третий день туман, трамваи не ходят. "Наверное, трамвайные "усы" боятся повышенной влаги, а может, вагоновожатые боятся заблудиться на рельсах". Если бы не погода, Люся подумала бы, что это заговор против нее лично. Приходится брать такси.
В молочной завесе город-призрак разрождается внезапной толпой. Вторник. Люся надевает очки.
– Зачем? – спрашивает водитель, вскидывая брови вместе с головой в характерном движении.
– Что, зачем? – будто не понимая, переспрашивает Люся.
– Очки? Солнца нет. Да и неприлично разговаривать с человеком так! – с сознанием уязвленной гордости заявляет водитель.
“Как так? Что неприлично? Да и кто он вообще такой?” – хочет прорваться вся накопленная за последние месяцы усталость. Но Люся побеждает: она вздыхает и спокойно произносит: “Глаза болят...”
Разговор окончен. Работа, замерзшая ночью кошка, сны... Следующая остановка – четверг. Люся выходит на стрекот трамвая – туман не ушел, но тяжеловесный усач все же неуверенно выполз из депо.
“А все налаживается, – думает Люся, садясь на конечной и надевая очки. Глаза действительно болят, но отчего?
“Может, от нагрузки, может, просто больно видеть”.
Самоубийцы
Люся закрывает глаза – просыпается. В том же такси. Угрюмый водитель. Очки на глазах. Водитель бубнит под нос что-то про туманных монстров, то и дело выскакивающих на дорогу.
– Самоубийцы! А ты виноват потом – убийство по неосторожности.
“Да уж, где грань между этой самость и чужой волей?” – снова задумывается Люся и вспоминает недавние сводки, озвученные директрисой: “19 миллионов попыток, 4 миллиона – удачных. Критический пик – среда”.
“Непонятно, почему не понедельник, хотя... 2 будних дня прошли и 3 еще впереди – не каждый выдержит. Боже, о чем это я! Не лучшая тема, чтобы язвить. 19, 4 – удачных, ах да, и “мы на четвертом месте в мире” – она сказала это так, как будто есть, чем гордиться. Хотя для директора школы, наверное, нормально озвучивать любую статистику, в которой государство упоминается на лидирующих позициях, преувеличенно торжественным голосом.
Каторжники
Люсе никогда не нравилась метафора с граблями – ну это по поводу одних и тех же ошибок. Она рассуждала так: “Мы как каторжники или цирковые лошади ходим или бегаем, по кругу или арене – неважно. Важно, что мы также как и они бесправны в своем выборе. Мы, конечно, говорим: нет, больше никогда. А потом даем второй, третий... пятый шанс. Себе, тебе, Ему...”
Он опять позвонил после полугодового молчания, точнее – сразу после встречи в магазине. Он рассказывал... Люся не слушала. Она устала.
“Больше никогда!” – пообещала себе Люся и выключила телефон. До пятницы, точнее – до следующего утра.
Выходные
Ну вот – они начинаются опять с кофейного ритуала. Выходные... Опять... стоят трамваи (“Да и кому они нужны в выходные!”), болят глаза, а Люся надевает очки в надежде быть неузнанной.
Он обязательно позвонит. Не сегодня – значит, еще через полгода. “Мы – каторжники, – повторяет Люся и обещает. – Больше никогда!”
“19 миллионов, 4 – удачных”. И зачем тогда все...