Оружие. У меня, как и у многих мужчин находится в списке вещей, будоражащих сознание и вызывающих откровенные чувства. Конечно, оружие стоит ниже женщин в списке, но, в тоже время – выше автомобилей.
Когда первый раз выходишь на улицу с пистолетом, особенно если не просто в кармане, а с наплечной кобурой, которую работники правоохранительных органов называют оперативкой, а те, у кого это слово вызывает негативные ассоциации – лифчиком, ощущаешь легкий дискомфорт.
Поначалу, кажется, что все видят твой ствол. Каждый второй хитро так глядит на оттопыривающуюся подмышку, каждый третий пальцем тычет. Паранойя полная. Впрочем, это ощущение проходит. Проходит, где-то, через неделю.
Со временем привыкаешь и уже особо не заморачиваешься на эту тему. Видят и видят, а не видят – тоже хорошо. Мы ведь сейчас говорим о ситуации, когда оружие официально, с разрешением.
Так вот, проходит месяц, полтора или два и в одно прекрасное утро ты выходишь из дома и понимаешь, что забыл пистолет. Даже не просто понимаешь, а физически ощущаешь отсутствие привычных семисоттридцати граммов с левой стороны.
В этот момент все вокруг становятся жутко подозрительными, крайне опасными и таящими потенциальную угрозу. Складывается ощущение, что ты идешь раздетым по улице. Как будто, все те, кто в первые дни обращал внимание на наличие оружия, сейчас видят его отсутствие. Жутко, слегка страшно и крайне неудобно. Полный дискомфорт, ощущение беззащитности и беспомощности. Как будто ты весь, целиком – ахиллесова пята.
В то прекрасное субботнее утро, к своему благополучию, я был «при оружии». Травматический пистолет Макарова ПМ-Т висел с правого боку, на поясе, мирно покоясь в кожаной кобуре. Жил я тогда в прекраснейшем районе, пусть и не настолько уголовном как Айнабулак, но всё же Кулагере.
Радуясь прекрасному, солнечному утру, я бодро шагал по дворам сине-белых девятиэтажек, обходя лужи и радуясь жизни. Срезая путь, я уже шагнул в тесный проход меж домами, как меня со стороны двора окликнул невысокого роста, худощавый паренёк-азиат, в темной куртке и с неприятной внешностью.
- Братан, повремени, - на ломаном русском выдал он, - мелочи не подкинешь.
- Не подкину, - улыбаясь во весь рот, ласково ответил я, расстегивая пуговицу пиджака.
- А если хорошо посмотреть?
- У меня только крупные, - я попытался улыбнуться еще шире, но дальше было некуда.
- Нам пойдет. Пятёры хватит, - улыбнулся второй отморозок, подоспевший на помощь товарищу. В правой руке он прятал нож, прикрывая ручку кистью, а лезвие держа в рукаве, но от опытного взгляда такие вещи не утаишь.
- Извините, братишки, у меня только девять, - отодвигая полу пиджака, с уже серьезным лицом и слегка хриплым голосом выдал я в ответ.
Горе-грабители, увидев расстегиваемую кобуру слегка опешили, у первого, что подошёл поинтересоваться наличием мелочи суетливо забегали глазки, а второй, тот что был согласен на «пятёру», резким движением спрятал нож в рукав, освободив кисть руки и сделал пару шагов назад.
Я вытащил пистолет, слегка отодвинул затвор назад, звучно лязгнув им и убедившись в наличие патрона в патроннике, снял с предохранителя и, наведя на второго собеседника, тот что был с ножом, сказал
- Только девять. Грамм… - я снова улыбнулся,- Надо?
Непонятно, что больше всего их напугало в тот момент – моя уверенность, смачный металлический звук защелкиваемого затвора или весеннее солнце, но ребята опешили и принялись неумело извиняться на родном языке.
Я по-прежнему стоял в начале узкого прохода между двумя домами, периодически опасаясь за спину. Тянуть спектакль дальше смысла не было, потому я громко и четко произнес:
- РАЗ!
Оба налетчика разернулись и быстрым шагом пошли прочь.
- ДВА! – очень громко, почти переходя на крик, с легкой ноткой злости выдал я.
Парни побежали. Не оглядываясь.
А я спокойно положил пистолет в кобуру и, не снимая на всякий случай с предохранителя, отправился дальше, любуясь весенними лучами солнца и начинающим цвести урюком. Хорошо, когда меж людьми есть понимание. Хорошо.