Есть во мне одна странность, из-за которой многие считают, что я того. Ну вы понимаете. Я очень люблю зиму. Вернее, любил. Потому что зимой бывают метели. Не просто снег с ветром. А настоящие метели. Как в моей родной Сибири. В такую погоду я обычно одевался потеплей, укутывался в теплый махровый шарф, и выходил на улицу. Все нормальные люди хотят поскорее попасть домой, а я наоборот. Вот идешь ты по заснеженному тротуару, а тебе навстречу - тысячи снежных колючек. Ветер такой, что перехватывает дыхание. Не могу объяснить этого, но именно в такие моменты у меня поднимается настроение. И мне кажется, что сама природа веселится вместе со мной. Все вокруг идут, съежившись, ругают зиму, ветер, а меня это еще больше забавляет.
Беда в том, что своего развлечения я давно лишился. Вернее, сам себя лишил. С тех пор, как переехал в Казахстан. На севере, говорят, случаются зимы не хуже наших, но я живу на юге. Зимы здесь мерзкие. Снег выпадает редко, а если и выпадает, то сразу же тает, превращаясь в жидкую грязную кашицу под ногами. А еще постоянная сырость и практически полное отсутствие ветра. Именно зимой у меня возникает непреодолимое желание: хоть на денек вернуться в свой родной Новосибирск. Я с тоской вспоминаю детство, родительский дом. Просторный кирпичный дом, с большим палисадом и старым кленом, растущим прямо перед окном моей спальни. Уже нет ни дома, ни палисада, ни клена. На их месте стоит уродливая серая коробка, с окнами, напоминающими прямоугольные пробоины. Может быть, я бы уже давно вернулся, но характер у меня такой, что с насиженного места меня уже не сдвинуть. Прирос я к здешней земле, как тот клен, что каждый день шелестел за моим окном.
К тому же у меня имеется еще одна особенность, из-за которой я боюсь возвращаться. Очень уж я невезучий. Особенно, если это касается денег. Порой мне кажется, что у них на меня аллергия. Попадая ко мне, они сразу же стараются поскорее сбежать, а, оказавшись в чужом более уютном кошельке, отговаривают других его обитателей от встречи со мной. В этом я убедился еще в молодости. Во времена дикого бизнеса мы с другом тоже решили заняться коммерцией. Открыли ларек, накупили сигарет, жвачек и прочей дряни и стали мысленно подсчитывать барыши. Как говорится, подсчитали - прослезились. Ничего хорошего из нашей затеи не вышло. Не смогли распродать даже первую партию товара. Кое как рассчитавшись с кредиторами, мы распрощались со своей мечтой и разошлись кто куда. Казалось бы, что тут такого? Не получилось - со всеми бывает. Однако, как только я отошел от дел, другу моему предложили заняться продажей алкоголя. Он согласился. Дела пошли в гору. Сейчас он - один из самых богатых людей Новосибирска. Водочный король Сибири. А я ушел в армию. Служить отправили в Казахстан. После демобилизации решил остаться в родной части прапором. Потом перевели в Алма-Ату. Получил квартиру. Женился. Дочка родилась. Живи и радуйся. Да я, в принципе, и радуюсь. Только с наступлением холодов, у меня начинается хандра. Особенно тоскливо бывает на Новый год. У нас-то он какой был? Пронзительный скрип из-под подошв, густой пар изо рта. Щеки словно иголками покалывает. Поземка о твои ноги, словно волна разбивается. И, конечно, метель. А здесь? Иной раз за новогодней елкой под проливным дождем шлепаешь.
Вот и сегодня так. На календаре уже 27 декабря, а у нас с самого утра мелкие капельки по подоконнику барабанят. И как в такую погоду на улицу выходить прикажете? А идти все-таки придется. В бухгалтерии обещали деньги на карточку перевести. Хотя нашим счетоводам доверять особо не стоит. Могут вообще только после праздников дать. Порой мне кажется, что наш главбух - Роза Толегеновна - вообще в деньгах не нуждается. Иной раз зайдешь к ней в кабинет: когда, мол, Толегеновна, денег ждать? А она такую мину скорчит, словно ты побираться пришел. Будто ей вместе со всеми зарплата не полагается, а работает она так - ради удовольствия. Ну и черт с ней. Пусть себе наслаждается жизнью. Мне лишь бы свои кровные получить.
****
Принтер в банкомате протяжно заскрежетал. Ну, давай, родной, не жалей циферок-то. Наконец долгожданный чек лениво вынырнул. «Остаток на счете - 24. 00 тенге». Вот проклятье. Значит, все-таки не перевели, и, скорее всего, в этом году уже не переведут. Начинаю панически перебирать в уме сослуживцев, у кого можно занять до получки. Так, у Касымова со второй роты, ситуация, скорее всего, аналогичная. Досымханов - замполит наш - не даст. Вернее, он бы, может, и дал, но такие вопросы в их семье решает его жена - та еще скупердяйка. Это он в части командир, а дома - самый что ни на есть подкаблучник. Есть еще Смагулов, но я ему уже должен. Ситуация - полный швах.
Я шел по мокрому асфальту, постепенно прибавляя шаг. Дождь усиливался. Перескакивая через огромную лужу, я чуть не сбил с ног идущего навстречу деда. Обладатель некогда статной фигуры, еще не утративший былой привлекательности, согнулся под тяжестью двух огромных матерчатых сумок, доверху набитых картошкой. И зачем ему под новый год столько картошки понадобилось? Пожалуй, надо помочь старику. А то смотреть жалко.
- Отец, давай я тебе помогу, - на лице аксакала появилось удивленное, слегка недоверчивое выражение. Помедлив секунду, он все же вручил мне свои баулы. Теперь согнулся я. Путь оказался не близким. Старик шел впереди, указывая мне дорогу. Я плелся сзади. Через полчаса мы подошли к неприметному четырехэтажному дому, затерявшемуся во дворах среди высоток.
- Спасибо тебе, сынок, - дед впервые нарушил молчание. - Пойдем, я тебя чаем напою, а то ведь промок весь.
Я хотел было отказаться, но пенсионер уже протолкнул меня в подъезд, давая понять, что просто так не отпустит.